Раймон Кено - Зази в метро

— Какие, например?

— Вы любите шпинат?

— Если с гренками — то ничего, но так очень — нельзя сказать.

Подшаффэ на минуту призадумался, но затем выпустил вполголоса целую очередь чертвозьмиев.

— Что с вами? — спросил хмырь.

— Дорого бы я дал, чтоб узнать, зачем вы сюда пожаловали.

— Отвел заблудившуюся девочку домой к родственникам.

— В конце концов вы заставите меня в это поверить.

— И я дорого за это заплатил.

— Мг! Не так уж и дорого, — сказал Подшаффз.

— Дело здесь совсем не в короле испанского танца и не в принцессе синих джынзов. (Помолчали.) Все гораздо хуже.

Хмырь наконец надел башмак.

— Все гораздо хуже, — повторил он.

— Что «все»? — испуганно спросил Подшаффэ.

— Я отвел ребенка домой, а сам — потерялся.

— А! Ну это — пустяки, — с облегчением сказал Подшаффэ. — Повернете сейчас налево и чуть-чуть пройдете прямо, до метро. Это совсем несложно, вот увидите!

— Дело не в этом. Я себя, себя потерял.

— Не понимаю, — опять забеспокоился Подшаффэ.

— Спросите меня о чем-нибудь, спросите! Вы сразу поймете.

— Но вы ведь на вопросы не отвечаете.

— Какая несправедливость! Можно подумать, что я про шпинат не сказал.

Подшаффэ почесал затылок.

— Ну вот, например...

И тут же замолчал в полном замешательстве.

— Ну говорите же, говорите! — настаивал хмырь.

(Молчание.) Подшаффэ опустил глаза. Хмырь сам пришел ему на помощь:

— Может, вассыинтирисуит какминязавут?

— Да, — сказал Подшаффэ. — Именно. Как вас зовут?

— А вот и не знаю!

Подшаффэ поднял глаза.

— Ну вы даете!

— Не знаю — и все!

— Как же так?

— Как же так? А вот так! Я свое имя наизусть не заучивал. (Молчание.)

— Вы что, издеваетесь? — спросил Подшаффэ.

— Почему? Отнюдь нет.

— Неужели имя обязательно заучивать наизусть?

— Вот вас, вас как зовут? — спросил хмырь.

— Подшаффэ, — неосторожно ответил Подшаффэ.

— Вот видите! Вы же знаете свое имя «Подшаффэ» наизусть!

— И в самом деле, — пробормотал Подшаффэ.

— Но что в моем случае самое ужасное, так это то, что я даже не знаю, было ли у меня таковое раньше, — продолжал хмырь.

— Имя?

— Имя.

— Этого не может быть, — пробормотал вконец подавленный Подшаффэ.

— Может, может, и вообще, что значит «не может», когда так оно и есть?

— Вы хотите сказать, что у вас никогда не было имени?

— По всей видимости, нет.

— А это вам жить не мешало?

— Не слишком. (Молчание.)

Хмырь повторил:

— Не слишком. (Молчание.)

— А возраст! — вдруг встрепенулся Подшаффэ. — Вы что, и сколько вам лет не знаете?

— Нет, — ответил хмырь. — Конечно, не знаю.

Подшаффэ внимательно изучал лицо собеседника.

— Вам, наверное, лет...

И тут же замолчал.

— Трудно сказать, — пробормотал он.

— Правда ведь? Так что, когда вы меня спросили, чем я занимаюсь, я действительно не мог вам ответить.

— Понимаю, — нервно кивнул Подшаффэ. Послышались жидкие хлопки мотора. Хмырь обернулся. Мимо проехало старое такси с открытым верхом, из которого выглядывали Габриель и Зази.

— Гулять отправились, — сказал хмырь.

Подшаффэ промолчал. Он хотел, чтобы хмырь тоже куда-нибудь отправился. А точнее — куда подальше.

— Остается только поблагодарить вас, — сказал хмырь.

— Не за что, — ответил Подшаффэ.

— Так, значит, метро где-то там? (Жест.)

— Да-да. Туда.

— Очень полезно это знать, — сказал хмырь. — Тем более что сейчас забастовка.

— Ну, схему-то вы можете посмотреть и не заходя внутрь, — сказал Подшаффэ.

И начал громко стучать по какой-то подошве. Хмырюшел.

— Ах! Париж! — воскликнул Габриель, с энтузиазмом потирая руки. И вдруг осекся. — Смотри, Зази! Смотри! Это метро!! — показал он куда-то вдаль.

— Метро? — переспросила Зази. Нахмурилась.

— Наземный участок, разумеется, — добавил он слащаво.

Зази уже хотела было возмутиться, но Габриель опередил ее:

— Вон там! Посмотри!! Это Пантеон!!! — прокричал он.

— Это не Пантеон, — сказал Шарль. — Это Дом Инвалидов.

— Опять за свое? — воскликнула Зази.

— Ты что, совсем спятил? — заорал Габриель. — Ты хочешь сказать, что это не Пантеон?

— Нет, это — Дом Инвалидов, — сказал Шарль.

Габриель обернулся и посмотрел ему прямо в роговицу глаза.

— Ты в этом уверен? — спросил он. — Ты так уж в этом уверен?

Шарль молчал.

— Так в чем же ты так уверен? — не унимался Габриель.

— Я все понял, — вдруг заорал Шарль. — Это вовсе не Дом Инвалидов, это храм Сакре-Кер.

— А ты случайно не хам Крысомор? — игриво поинтересовался Габриель.

— Мне больно слушать, когда люди в вашем возрасте так шутят, — сказала Зази.

Они молча любовались открывшейся панорамой, потом Зази принялась рассматривать то, что находилось тремястами метрами ниже, если, конечно, мерить отвесом.

— Не так-то и высоко, — заметила она.

— Да, но разглядеть людей отсюда трудно, — сказал Шарль.

— Да, — сказал Габриель, принюхиваясь, — видно их плохо, но запах все равно чувствуется.

— Меньше, чем в метро, — сказал Шарль.

— Ты ведь никогда в метро не ездишь, — сказал Габриель. — Я, кстати говоря, тоже.

Желая избежать обсуждения этой травмирующей ее темы, Зази обратилась к дядюшке:

— Что же ты не смотришь? Наклонись — интересно же!

Габриель сделал попытку заглянуть в зияющую бездну.

— Черт, — сказал он, отпрянув от края. — У меня от этого голова кружится.

Он вытер пот со лба и заблагоухал.

— Я пошел, — сказал он. — Если вам это занятие еще не надоело, я подожду вас внизу.

Он исчез так быстро, что Зази и Шарль не успели даже рты пораскрывать.

— Я здесь, наверху, уже лет двадцать не был, — сказал Шарль, — хотя людей сюда возил ой как часто.

Но Зази не слушала.

— Вы почему-то очень редко смеетесь, — сказала она. — Сколько вам лет?

— А сколько дашь?

— Молодым вас никак не назовешь: лет тридцать.

— Накинь еще пятнадцать.

— Значит, вы еще хорошо сохранились. А дяде Габриелю сколько?

— Тридцать два.

— А выглядит он старше.

— Ты ему только этого не говори, а то он заплачет.

— Почему? Потому что он занимается гормосес-суализмом?

— Откуда ты взяла?

— Я слышала, как хмырь, который меня домой привел, сказал об этом дядюшке Габриелю. Хмырь этот так и сказал, дескать, недолго за это и за решетку угодить. Ну за гормосессуализм то есть. А что это такое?

— Это неправда.

— Правда, так и сказал, — возмущенно возразила Зази: она не могла допустить, чтобы хоть одно ее слово ставилось под сомнение.

— Я не об этом. Неправда то, что этот хмырь говорил о Габриеле.

— Что он гормосессуалист? Так что же это все-таки значит? Что он обливается духами?

— Вот именно. Это и имелось в виду.