Светлана Багдерина - Волшебный горшочек Гийядина

– Да. А почему бы им этого не делать? – чуть обиженно вопросил гость.

– А если стихи у них получаются очень плохие? – не удержалась Сенька.

– Тогда к ним прилетает крылатый человек с ногами, руками, копытами и скорпионьим жалом.

– Где? – завороженно выдохнул Кириан.

– Там , – лаконично ответил верблюд.

– А… э…

– И… тоже их… того?.. – Олаф чиркнул по своей могучей шее большим пальцем, не дожидаясь, пока пиит домучает новый вопрос или уточнение к старому.

– Их… кого? – недоуменно нахмурился верблюд.

– Этого, – любезно подсказал Абуджалиль, повторив жест отряга и как бы невзначай кивнув на кинжал, выглядывающий из-под верблюжьей подмышки.

– Ах, вы это имеете в виду ! – улыбнулся посетитель. – Не совсем. Вы можете представить себе только что описанное мною существо?

– Н-нет, – нервно, но честно покачала головой Яфья.

– Ну и не надо. Знайте только, что когда оно является никудышным верблюжьим поэтам, то один его вид заставляет их поклясться никогда больше не писать стихов.

– И они держат свою клятву? – не поверил Масдай.

– О да.

– А люди… неужели только им нужны такие… радикальные меры? – тоже покосился на кинжал Иванушка.

– Человек – народ упрямый, и если ему скажешь, что он плохой поэт, он, вместо того, чтобы бросить это занятие, или устремиться к самосовершенствованию, лучше пустится на поиски того, кто скажет ему, что он поэт хороший. А толпы плохих поэтов, считающих себя гениями, очень вредны для экологии Вселенной.

– Много работы? – сочувственно пошевелил кистями ковер.

– Хватает, – вздохнул визитер. – Вот и сейчас я задержался явиться на ваш призыв, потому что посещал конкурс лириков в Наджефе, а оттуда пришлось срочно вылетать на заключительное заседание съезда сатириков в Дар-эс-Салям – когда еще все вместе соберутся… теперь…

– А-а-а…

– Ничего.

– Ничего страшного.

– Мы подождали.

– Главное, что ты прилетел!..

– Кстати, о прилетах. У меня через семь минут собрание пародистов в Бархайне. И если вы думаете, что там делов будет на раз-два и пошел, то глубоко ошибаетесь. Так что, не хотелось, конечно, прерывать столь милую беседу, но я бы попросил вас поторопиться с выбором пункта назначения.

– А мы уже выбрали! – радостно воскликнул Абуджалиль.

– И куда же вам?

– В Шатт-аль-Шейх, конечно! – сообщила Сенька.

– Шатт-аль-Шейх – понятие растяжимое , – ворчливо заметил Кэмель.

– Сначала мы оставим в безопасном месте премудрого ибн Садыка, Селима, Яфью, Эсельте и Кириана, а потом отправимся во дворец, – решил Иван.

Маариф запрокинул голову и от души расхохотался.

– Ты хотел сказать, юноша, что сначала мы оставим в безопасном месте вас, а я продолжу путь во дворец! – отсмеявшись, промолвил он.

– Но…

– Но мы…

– Но вы…

– Но мы не можем!..

– Я пошутил, пошутил, о неугомонные гости с севера! – умиротворяюще взмахнул руками отец Масдая. – Мы все с любезного позволения чудесного Кэмеля летим во дворец, ибо утруждать моих спасителей такой нудной мелочью, как выдворение какого-то кооба из калифа было бы неблагодарностью с моей стороны!

– Нет-нет, что вы, не надо, уважаемый ибн Садык, мы сами! – воскликнул Абуджалиль.

– Мы ж горшочек ваш не потеряли! – отважно воспротивился Агафон, восставший со своего одра контузии.

– Не спорьте, юноши, – мягко, но решительно прищурился последний Великий, и слова, заготовленные молодыми магами, так и остались у них на языках. – Уважьте последнее желание старика.

– Но…

– Почему последнее?

– У вас же в запасе есть еще…

– У меня в запасе еще есть день. Или неделя. Или – самое невероятное, огромное и бескрайнее, как жизнь в Блуждающем городе, месяц. Я старик, дети мои. И ушел… точнее, сбежал сюда, когда почувствовал близость конца. Да, мы, старые маги, обладаем таким даром… Или проклятьем? Ну да это вопрос риторический. Создавая это место, мы думали, что выигрываем у смерти миллион. А оказалось, что всего лишь взяли его взаймы. А заем, рано или поздно, всегда приходится отдавать… Ну да через день-другой-третий это уже станет древнейшей историей, поэтому забудем об этом! А теперь вставайте поближе к почтенному Кэмелю – ждать ему долго нас не резон. Ну же! Живее! Селим, твой ход!

Охотник степенно кивнул, откашлялся, встретился с верблюдом глазами и торжественно проговорил:

Едва последнее слов слетело с чуть дрожащих от волнения губ старого стражника, как крылья верблюда раскрылись, будто ночь вокруг расцвела и вспыхнула всеми красками тьмы и, не успели люди охнуть, как два гигантских полотнища обняли их нежно, погружая с головой в холодный круговорот галактик и звезд. Перед глазами их всё закружилось, завертелось, поплыло, земля пропала у них из-под ног вместе с такими предрассудками, как вес, сила притяжения и время, и они почувствовали, что падают, падают, падают бесконечно долго… а может, просто летят, паря над вселенными и мирами…

Твердая почва под ногами вернулась без предварительных намеков, внезапно возникнув под зависшими в невесомости ногами в виде пушистого, как гвентянский дворцовый газон, ковра.

Еще миг – и яркий свет солнца обрушился на поспешно зажмурившиеся глаза, в нос ударил буйный аромат благовоний, сотен букетов и цветочных гирлянд… А по ушам оркестром из циркулярных пил в сопровождении кошачьей свадьбы резанул дружный вопль нескольких десятков голосов.

Женских.

Гарем?..

Сконфуженные внезапной сменой ночи полднем люди, неистово щурясь и протирая слезящиеся глаза, еще пытались найти того, в чей адрес была осуществлена их доставка, как вдруг прямо перед ними взметнулся вихрь, взревела стена пламени, всколыхнулась земля под ногами, расшвыривая, как мячики, ошеломленных визитеров…

И всё затихло.

– Ч-что… это было?.. – извлек себя из-под груды визжащих и вопящих красавиц отряг. [69] Причем, стоило ему разобрать содержание некоторых выкриков, как скорость извлечения моментально утроилась.

– Евнухи… я так понимаю… – брезгливо поморщился другой попаданец, которому не столь повезло с окружением – Кириан.

– Мужлан… Озабоченный… – не остались те в долгу.

– Благодарю за комплимент! – высокопарно кивнул поэт.

Бросив печальный взор на не пережившую приземления лютню, он поспешил на помощь своей принцессе, запутавшейся неподалеку в ворохе сорванных обгорелых занавесей и вывешенных для проветривания нарядов.