Ирина Маркова - Здрасьте, муза (сборник)

Он не Арап и не Мартышка,
Тусовки любит и пирушки,
Он статен, он – не Коротышка,
И уж совсем-совсем не Пушкин.

А Пушкин, взяв тетрадь под мышку,
Перед разбитым встал корытом:
Видать, Арапы-Коротышки
Отныне стали дефицитом…

В жизни всё одно и то же
У поэтов, у светил…
Злой поэтик корчил рожи
И у паперти бродил.

… От беды не зарекайся —
Видит: пό небу с метлой
Пролетает тень Чубайса —
Попритих поэтик злой…

У Чубайса – рожки, хвостик.
… Дремлет сонная луна,
Льётся свет на старый мостик
У церковного окна…

Звёзды светят, как осколки
Потускневшего огня…
Задрожал поэт Соколкин
И воскликнул: «Чур меня!»

Лучше б было отсидеться
В Переделкине, в тепле,
А теперь куда уж деться
От Чубайса на метле?

… Убегает полем чистым,
Что есть сил, поэтик злой,
Следом с гиканьем и свистом
Мчит за ним Чубайс с метлой.

Не вникая ни в домыслы, ни в кривотолки,
Он себе говорил постоянно: «Не трусь»,
А в итоге растратил полжизни Соколкин:
Пил, гулял и писал про отчизну и Русь.

В сердце призраки всякие бродят и бродят,
И у призраков этих в кошмарном плену,
Он, Соколкин, с Есениным сходство находит,
Только призраки мучат, хоть вой на Луну!

Пил, гулял, бедокурил и попросту дрался,
Не боялся ни слухов, ни разной молвы,
Быть с Есениным схожим хоть в этом старался,
Но на этом и кончилось сходство, увы.

Жизнь поэта – лишь утраты,
Что ни день – одни ЧП!
Как на мужа в день зарплаты
Смотрят женщины в купе.

Соберут глазёнки в кучку —
Знать, их леший застращал!
Словно выплатить получку
Им поэт пообещал.

Принял бы поэт с дорожки,
Лился б чувств ответных ток,
Если б ни худые ножки
Да умишка с ноготок.

Если б ни глазёнки в кучку,
И Тюленев впал бы в раж
И отдал бы всю получку,
Да не платят за тираж!

Нынче Муза худовата,
Да коленки, как ножи, —
Отдал бы поэт зарплату,
Да не кормят тиражи!

Женщины, как вам не повезло!
Вам поэт отказывает в вере:
И Милосской, стало быть, Венере,
Да и той, что смотрит на весло.

Ненавидит он ещё с пелёнок
Женщин всех – у всех, видать, изъян,
Васнецовских трепетных Алёнок,
Равно, как и Пушкинских Татьян.

Он, Тюленев, хоть поэт заправский,
Всё лелеет этот странный бред —
«Я не верю!» – словно Станиславский,
Женщинам в сердцах кричит во след.

Отнеситесь к этому спокойно —
Моське нужно лаять на слона.
…Женщина ж вела себя достойно,
Потому что женщина она!

Мчится яблоко вниз
Из Господнего сада —
Упадёт, словно приз,
На того, кого надо.

Плод в тиши упадёт,
Став весомей, чем тонна,
Своего он найдёт —
Предположим, Ньютона.

Стукнет в голову – Хрясь! —
И поэту, быть может,
Но иных, отродясь, —
Бей, ни бей – не поможет.

Когда поэт Тюленев строчки
Читал прохожим во дворе,
Увяли на деревьях почки,
И мыши спрятались в норе.

В свинцовых тучах скрылось лето,
К траве прижался тёмный лес,
И скрылось солнце от поэта,
И месяц на трубу залез.

Был голос с неба вдохновенный:
«Твори, поэт, не унывай!
Хоть ты – пылинка во Вселенной,
Не соль, не хлеба каравай».

… Приличен, статен, узнаваем,
Идёт поэт, не помня зла.
… Не стал Тюленев караваем —
Лишь крошкой с Божьего стола.

Поэт батон жуёт упрямо,
При этом вспоминает маму.
Когда употребляет пряник,
Он помнит тётушек и нянек.

Когда поэт попьёт винца,
Он вспомнит дядьку и отца,
Когда ж настойку выпивает,
Он к деду, видимо, взывает,

Употребляет спирт иль водку,
Кого-то помнит, но нечетко.
Он любит всех на расстоянье,
Вот только встать не в состоянье.

Фимин – парадоксов друг,
Он интересуется:
Бродит ли народ вокруг,
Или не тусуется?

Выдал строчки – три иль две,
Выдал и красуется,
Ну а мысли в голове
Вовсе не тусуются.

На окне зимой узор —
Вдаль умчалось лето,
Снова мыслей недобор
В голове поэта.

Холод зимний – ерунда,
И метель, и вьюга,
… Только с мыслями беда,
А без мыслей – туго!