Евгений Лукин - Стишки и песенки

Когда ракета рвет по вертикали затем, чтоб гробануть бомбардировщик, не дав ему сронить ядрену бомбу на некий центр, что тянется вдоль Волги и повторяет все ее изгибы, как мы порой ладонью повторяем изгиб бедра любимого созданья, которое немедля говорит: "Не трожь бедро, на нас уже глазеют!"-и вы покорно прячете хваталку в излишне тесный боковой карман, который вдруг косым своим разрезом напомнит вам татарских интервентов, речушку Калку, поле Куликово и многое другое… Но ракета, пока вы это пристально читали, уже бомбардировщик гробанула, о чем имею счастье доложить!

А ты знаешь ли, что вчера, окажись ты случайно близ, на тебя в шесть часов утра мог свободно упасть карниз!
А ты знаешь ли, что потом, отступи ты на два шажка, на тебя паровой каток мог наехать исподтишка!
А ты знаешь ли, дорогой: наступи ты на ветхий люк — он под грузной твоей ногой провалился бы — и каюк!
Не понять тебе, сколько раз ты избег минут грозовых до того, как тебя сейчас переехал мой грузовик.

Мне снятся сны, где все — как наяву: иду проспектом, что-то покупаю. На кой я черт, скажите, засыпаю — и снова, получается, живу? Я эту явь когда-нибудь взорву, но не за то, что тесно в ней и тошно, и даже не подлость, а за то, что мне снятся сны, где все — как наяву!

Ах ты, ястреб, феодал пернатый, ты и на плетне — как на престоле! С чем, дружок, пожаловать изволил в наши огородные пенаты?
Грудь в кольчужке. Сверху — плащик темный. Желтый глаз безумием окрашен. Что же ты от гор и мимо башен — прямо на плетень недоплетенный?
Здесь ни кур, ни кроликов ушастых. Что ж ты смотришь, птица, в самом деле, будто бы не я на той неделе — ты приватизировал участок?
Потом полил, выровнял — и нате ж: созерцают оком ястребиным! Вот пойду схожу сейчас за дрыном — моментально выправку утратишь!..
Не найдя ни уток, ни индеек, на меня поглядывает ястреб, мысленно скорбя: "В гражданской распре этот неуч сильно похудеет…"

Не всегда бывает понят мой словесный цирк: скажешь ей, что судно тонет, а она — кувырк!
Я шутить уже зарекся, да подвел склероз. Закатите танки в боксы! Я же не всерьез!

На излете века взял и ниспроверг злого человека добрый человек.
Из гранатомета шлеп его, козла! Стало быть, добро-то посильнее зла.

Послушен мировым законам и крупный люд, и мелкий атом: пока платили — был Платоном, как сократили — стал Сократом.

Не гляди, что я уже седой, — диссида осталась диссидой: раньше увлекался "Континентом", а теперь вот — "Красною звездой".

Изобличать пороки века? Простите, выдохлось винцо! Срываешь маску с человека — а там такое же лицо.

В пруду русалки доминировали, пока его не разминировали.

Апостол Петр, спасаясь от креста, три раза отрекался от Христа.
И все же ты Петра не презирай — иначе он тебя не пустит в Рай.

Да, конечно, Стенька Разин был не слишком куртуазен, да и пленная княжна больно, знаете, нежна…

Изрек Христос, осмеянный жестоко, что нет в своем отечестве пророка.
Так даже с этим на Руси не гладко: пророки — есть. С Отечеством накладка…

Посмотри: встает цунами над скорлупками квартир.
Так, разделываясь с нами, красота спасает мир.

Чего расселся, идиот, глаза навыкат?..
Россия дальше не идет! Прошу на выход!

Ах ты, летопись-книга…

Ах ты, летопись-книга! Что ни век — то напасть: не татарское иго — так советская власть!
Всяк охоч да умеюч кинуть в небушко клич: не Степан Тимофеич — так Владимир Ильич…

Полистаешь наугад — все расстрелы да застенки. От Памира до Карпат нет невыщербленной стенки.
Вот и думается мне: до чего же я ничтожен, если в этакой стране до сих пор не уничтожен?

На земле сырой, да, сидели три сфероида, ой да, ехал конный строй… Ехал конный строй, да, видять: три сфероида, ой да, на земле сырой.
Есаул лихой, да, с мордой Мейерхольда, ой да, говорить: "Постой…" Говорить: "Постой, да, окружай сфероида", — ой да, есаул лихой…
Сняли первый слой, да, с первого сфероида, ой да, а за ним второй… А за ним второй, да, видять гуманоида, ой да, с крупной головой.
Смотрить конный строй, да, а у гуманоида, ой да, хоть лягай, хоть стой… Хоть лягай, хоть стой, да, морда Мейерхольда, ой да, прям хоть в конный строй.
Сняли первый слой, да, с другого сфероида, ой да, а за ним второй… А за ним второй, да, видят гуманоида, ой да, с крупной головой.
Смотрить конный строй, да, а у гуманоида, ой да, хоть лягай, хоть стой… Хоть лягай, хоть стой, да, морда Мейерхольда, ой да, прям хоть в конный строй.
Сняли первый слой, да, с третьего сфероида, ой да, а за ним второй… А за ним второй, да, видят гуманоида, ой да, с крупной головой.
Смотрить конный строй, да, а у гуманоида, ой да, хоть лягай, хоть стой… Хоть лягай, хоть стой, да, морда Мейерхольда, ой да, прям хоть в конный строй.
На земле сырой, да, сидели три сфероида, ой да, ехал конный строй…

Не от творца, не от скупщика душ стыдно сказать, от плотины зависим. Вот и стоит рукотворная сушь над белизною песчаных залысин.
Волга слепит беспощадней слюды. Ни рыболова на отмелях этих только цепочкою птичьи следы, словно гулял одинокий скелетик.

Грозит окруженье стальным замком. Кому-то идти в заслон. Это войны жестокий закон, старый, как мир, закон. Кто отменит его? Когда? Какой небывалый бой? Скорее стеклом застынет вода и песню прервет прибой. Взрывая мосты, заступая пути, простой солдат умирал, чтоб основные силы спасти, чтобы ушел генерал.
…Вел мавританский шальной отряд менее тысячи душ Арудж Барбаросса, рыжий пират, рыжебородый Арудж.
Не ради веры, но ради вин, золота, каторжан он шел, не щадя ни храмов, ни вилл, ни грандов, ни горожан.
Испанские части наперехват двинулись с трех сторон, но рыжий дьявол, рыжий пират в жертву принес заслон.
…Сзади — река. Впереди за леском блики испанских лат. Ну что же, велит умереть закон. Иди и умри, солдат.
Последний удар вслепую обрушь, проклятья хрипя врагу! Не правда ли, счастлив ты, что Арудж уже на том берегу?
А он оглянулся в бегущей толпе, от остальных отстал и вдруг запрокинул в злобной тоске бешеный свой оскал…
…Иди, не оглядываясь, вперед, мой гений, мой господин, там ждет тебя твой галерный флот и младший брат Хайраддин.
Урок переправы ты дал врагу, ни слитка не потерял. А это издержки на том берегу, твой боевой матерьял…
Но ты оглянулся, рыжий пират, решил свою участь сам. И испанский наместник, блестящий гранд, не поверил своим глазам:
словно забыв, что живем лишь раз, что мертвецам не встать, Арудж Барбаросса отдал приказ форсировать реку вспять.
Нет, не застыла стеклом вода, не смолк прибоя раскат, но шел генерал умирать туда, где умирал солдат.
Неравный бой, беспощадный бой, безнадежный короткий бой! Исход подтвержден испанской трубой и день померк голубой.
…Погиб. Да главное — не один. И более — ничего. А младший брат его Хайраддин был много умней его.
Он нажил то, что растратил брат, а главное — твердо знал, что должен погибнуть в заслоне солдат, чтобы ушел генерал.
…Когда Христа придет торжество, то, оттеснив Петра, сядет по правую руку Его рыжебородый пират
за то, что не знал на издержки цен, наивен, неповторим! А мы говорим: компромиссы, цель, жертвы, — мы говорим.
А мы говорим, говорим, говорим, черт бы нас всех побрал! Пойдем в огонь и в огне сгорим уйдет один генерал.
Приводим примеры из мудрых книг, из третьих, из сотых рук!.. Небо, навеки запомни миг, когда оглянулся Арудж.