Феликс Кривин - Тюрьма имени свободы

— Я ничего не называл, ничего не переименовывал. НКВД принял, НКВД сдал. Да и был я недолго — всего-то два года.

— Неужели два года? А успели вы много. Натворили внутренних дел.

— Наломали внутренних дров. Меня ж за это и расстреляли.

— Товарищ Берия, вы крупный специалист по внутренним делам. Неужели мордовать людей — это и есть внутренние дела нашего государства?

— Как вы не понимаете? Внутренние — это на случай, если станут интересоваться другие государства. Им можно будет ответить: это наши внутренние дела.

— Товарищ Шелепин! — Спросите у Семичастного! — Товарищ Семичастный! — Спросите у Андропова! — Товарищ Андропов! — Спросите у Чебрикова! — Товарищ Чебриков! — Спросите у Крючкова! — Товарищ Крючков!

— Неужели ко мне? Значит, все же разрешили свидание. А то сидишь здесь, сидишь…

— Вы же у себя, товарищ Крючков. Так что поудобней устраивайтесь, чувствуйте себя, как дома…

Сидит товарищ Крючков. Это его внутренние дела. Которые, как он надеется, обеспечат ему государственную безопасность, а там и проложат путь к политическому управлению. Государственному Политическому Управлению. Зашифрованно — ГПУ.

Приходят к муравью друзья, печально хмурят брови:

— Хотим тебя похоронить, прости на этом слове.

— Да что вы, братцы, я живой! Зачем вы сняли шапки?

Качают братцы головой, заламывают лапки.

— Наш милый брат! Наш добрый друг! Нам бесконечно жалко! — и муравья они берут, влекут его на свалку.

Но он не мертвый, он живой, во здравии и силе, а потому идет домой, а не лежит в могиле.

Приходят к муравью друзья: — Старик, ты нас не понял. Мы выплакали все глаза, а ты не похоронен.

И, взяв беднягу без труда, как милого дружочка, они ведут его туда, где можно ставить точку.

Но он не мертвый, он живой и жить еще способен, а потому идет домой, а не лежит во гробе.

Друзья, конечно, тут как тут, и, к уговорам глухи, они опять его берут… Ну, словом, в том же духе.

Из всех гробниц, из всех могил сбегал домой покойник, покуда не сообразил, что там лежать-спокойней. Никто тебя не теребит, никто не докучает, и все живые муравьи в тебе души не чаят.

С тех пор бедняга муравей лежит вдали от дома. И кто-то из его друзей, смеясь, сказал другому:

— Как будто малый не дурак, а главного не понял. Других хоронят разве так! А он — взаправду помер.

Жить в серной кислоте нельзя, в ней можно только выживать, а это далеко не одно и то же. Хотя некоторые всю жизнь выживают, но при этом думают, что живут.

Есть три ступени выживания: не совсем жизнь, совсем не жизнь и просто уже совсем, без всякого упоминания жизни. При выживании эти ступени должны идти в обратной последовательности, но обычно последовательность бывает именно эта.

Серная кислота — жидкость, поэтому, чтобы в ней выжить, нужно прежде всего не утонуть. А для этого необходимо наладить дыхание и правильное водоснабжение организма.

Вдыхаем кислород — выдыхаем сероводород. Пьем воду — сплевываем серу. Как будто ничего сложного, но нет уверенности в завтрашнем дне. Живешь, как на пороховой бочке, точнее, на серном ведре, потому что в каждой бочке пороха содержится ведро серы.

Для уверенности в завтрашнем дне нужен углерод. Углерод — один из главных элементов жизни, а сера — элемент смерти, например в том же порохе. Она не создает, а убивает жизнь.

Избавиться от серы — это был бы прогресс, но в условиях серной кислоты любой прогресс оборачивается реакцией. Реакцией обмена, замещения, вытеснения. Кто кого вытеснит, тот и выживает.

Плывем на рынок. Осторожно, чтоб не утонуть. Тут каждый норовит утопить, поэтому нужно быть очень внимательным.

Обстановка на рынке взрывоопасная, криминогенная, поэтому постоянно требуется сера. Но могут возникнуть моральные проблемы. Обменяв нашу серу на углерод, мы усугубим криминогенную обстановку. Кому-то от нашей серы непоздоровится.

Однако выживание несовместимо с моральными соображениями. Каждый выживает сам по себе. Сам за себя. Исключительно в собственных интересах.

Все в порядке! На какое-то время мы выжили в серной кислоте. Но лишь на короткое время. Если расслабиться, начать просто жить, то долго не проживешь, потому что жизнь в серной кислоте практически невозможна.

Только выживание. А оно требует постоянного напряжения. Это только в сказках можно жить-выживать. На выживание в серной кислоте никакого здоровья не хватит.

Сегодня у нас чума, а когда-то была холера. Холера — болезнь для избранных, ею болеют только люди. Если уж заболел холерой, можешь быть уверен, что ты — человек (иногда не хватает этой уверенности). А если чумой заболел, то это еще вопрос, потому что чумой болеет и всякая нечисть.

Эх, холера! Вот это была болезнь! От нее даже иногда выздоравливали. Некоторые еще лучше себя чувствовали, чем до болезни, говорили, что холера прибавила им здоровья.

А холерные бараки? Разве их можно сравнить с чумными ямами? Причем каждый больной холерой имел право на место в холерном бараке, среди людей, потому что холера — болезнь человеческая. А сегодня у нас ничего человеческого почти не осталось. Свалят тебя в чумную яму, польют известью, и лежи, отсыпайся.

И мы еще были недовольны. Холерой недовольны! Хотя лежали не в ямах, а в нормальных барачных условиях, и некоторые даже выздоравливали. Но все равно мы были недовольны. Вот и имеем теперь чуму.

Конечно, чума — более демократическая болезнь, потому что ей подвержена всякая тварь, а не только избранное человечество. Но демократия хороша, когда она вытаскивает из ямы, а не сваливает в нее.

Хотя некоторые и сейчас, при чуме, продолжают ругать холеру. Говорят, что это было закрытое барачное общество. Им подавай открытую яму, чтоб можно было известь открыто воровать, сплавлять ее на все четыре открытые стороны.

Но в большинстве своем народ вспоминает холеру хорошо и надеется, что она еще, возможно, вернется. И провозглашает народ:

— Холера на нашу голову! Где ты, холера на нашу голову?

И на свадьбах, именинах и других торжествах самое лучшее пожелание:

— Чтоб тебя холера забрала!

Как понятно из названия, речь идет о работниках аппарата. Не фотоаппарата. Не киноаппарата. А Центрального Аппарата по созданию в стране неудобств.

ЦАП-номенклатура создает неудобства как для общества в целом, так и для каждого человека в отдельности. Перекрывает движение, пишет на дверях: «Хода нет» или и того страшнее: «Нет выхода». При этом, не оставляя гражданам ни входа, ни выхода, ЦАП-номенклатура следит за тем, чтобы они не скапливались в неположенных местах, — то есть во всех местах, за исключением очередей, поскольку в очередях граждане не нарушают, а соблюдают порядок. Если бы всех людей страны выстроить в одну очередь, в стране был бы идеальный порядок. Все стояли бы в порядке очереди, а на беспорядок просто не хватило бы людей.