Феликс Кривин - Тюрьма имени свободы

Все это было прекрасно. Но когда Дедуля простился с директором, оказалось, что за выход нужно платить еще больше, чем за вход. С удивлением узнав, что у корреспондента нет денег, директор предложил самый простой и естественный выход из положения:

— Посидите пока у нас. Большой камеры не обещаю, только то, что бесплатно положено. Питание тоже на уровне бесплатного. Свидания раз в полгода, баня раз в десять дней.

Так и остался Дедуля в тюрьме. Стал работать в тюремной газете. Со временем приватизировал газету, развил большую редакционную деятельность. Появились и доллары. Раз в неделю встречается в доме свиданий с женой, а с детьми и того дешевле — прямо в саду, за четверть доллара. Собирается приватизировать еще две-три камеры, чтобы забрать семью, а если дела пойдут хорошо, то и остальных родственников, чтоб они не мучились на свободе.

Приснился я себе молодым, здоровым и в отличном настроении. Даже сам себе не поверил. Не может быть, думаю. Наверно, это я себе снюсь.

Приснился я себе в городе Киеве, на берегу Средиземного моря. Спускаешься с Владимирской горки и в море — бултых! А из моря выходишь прямо к Золотым Воротам.

Когда пришла пора просыпаться, я подумал: а не прихватить ли чего из сна? Напаковал два чемодана, притащился на пропускной пункт — туда, где у нас просыпаются.

Досмотр проводил майор госбезопасности, знакомый мне по прежним временам. Он сделал вид, что меня не узнал, — видно, пересмотрел свои прежние позиции.

— Что это у вас в чемоданах? — спрашивает майор. — Ух, какие тяжелые!

— Да ничего там такого нет. Немного здоровья, немного молодости. Там, куда я проснусь, у меня со здоровьем плоховато.

— Не положено, — говорит майор и вытряхивает из чемоданов все содержимое. А потом требует вывернуть карманы, из которых у меня уже капает Средиземное море.

Я говорю: как же так? Ведь я не чужое беру, свое же здоровье, свою же молодость. А что до моря этого Средиземного, гражданин начальник, так его же от нескольких капелек не убудет.

— Вот здесь и пользуйтесь, — говорит майор, — а просыпаться с этим не положено.

— Но не могу же я совсем не просыпаться!

— Ну почему же… Некоторые не просыпаются.

Но я все же проснулся. Причем даже с лучшим самочувствием, чем уснул. И не могу понять: откуда такое самочувствие? Ведь все здоровье я оставил там, откуда проснулся.

А потом вспомнил: когда паковал чемоданы, несколько крошек кинул в рот, чтоб не пропадали. Вот только их и удалось вывезти.

Когда в следующий раз я приснился себе в городе Киеве, то уже не стал паковать чемоданы. Проглотил, сколько проглотилось, и — вперед!

Майор (он уже успел стать полковником) даже обиделся:

— А где ваши чемоданы? Без чемоданов я не могу производить таможенный досмотр!

Но я ему только карманы вывернул и проснулся как ни в чем не бывало.

И опять себя лучше почувствовал. Наглотался во сне здоровья.

Теперь я понимаю, почему врачи советуют больше спать. Потому что во сне здоровья много, а в жизни — в обрез. И если ты не дурак (а ты, конечно, не дурак, если, живя в таких условиях, до сих пор ухитряешься просыпаться), то ты все, что угодно, вывезешь, и не только из сна — с того света.

Жизнь такая, что и во сне приходится не дремать. Если во сне дремать, можно вообще не проснуться.

Если всех преступников выпустить на свободу, то честного человека сможет защитить только тюрьма… Собственно говоря, именно это она и делает.

Закон — что запретный знак у дороги: не запрещение в принципе, а предложение ехать в объезд.

Никита Сергеевич Хрущев любил говорить о героизме. «Героизм в наших условиях — не только порыв, упорство, прилежание. Это вместе с тем умение, знания, высокая культура…»

Это ж до чего нужно было довести страну, чтобы в ней культура стала героизмом!

Когда человек поднимает одну руку, он отдает только голос, а когда две руки — он отдает все.

В тоталитарном государстве молчание — знак несогласия.

Когда народ безмолвствует, он тише воды, ниже травы. В народе тихость всегда сочетается с низостью.

У советских издателей к писателям было двоякое отношение: одних они любили печатать, но не читать, а других — читать, но не печатать.

В спортивных соревнованиях для закрытых помещений на первое место вышли Бутырки, на второе — Лефортово.

В высокоразвитых странах гора идет к Магомету. В слаборазвитых — Магомет идет к горе. А наш Магомет выдавал на-гора. Семьдесят лет он выдавал на-гора, пока все это оттуда не свалилось ему на голову.

В своей неустанной борьбе советский человек преследовал высокую, благородную цель. Непонятно только, за что он ее преследовал.

Из глубинной черноты небес, когда больше ждать не станет мочи, звезды возникают как протест будущего дня — царящей ночи. Потому что не исчезнет прочь темнота, не сменит зиму лето, — такова космическая ночь, в ней напрасно ожидать рассвета. И взывать напрасно к небесам, небеса мертвы и безответны. Тут уж либо загорайся сам, либо стань таким же беспросветным. Главное — развеять этот страх, вспыхнуть мыслью, гневом и талантом…

И сгорают звезды на кострах, как всегда сгорают протестанты.

Почему из травинки не выросло дерево? Потому что травника в себе неуверена. Сколько их, неуверенных, топчут и косят, сколько топят дождями, снегами заносят, сколько гнут их в дугу, а они — ни гугу. Только мысли у каждой: а что я могу?

Миллиарды травинок — и все не уверены. Разве может из этого вырасти дерево?

Как различить, где белое, а где черное? Как распознать, где черное, а где белое? К белой вершине тропинка взбегает горная, к черной земле снежинка жмется несмелая. Черные дни тоскуют о белых ночах, белые ночи вздыхают о черной темени. И голова, что белеет на ваших плечах, видится черной в каком-то далеком времени…

Белым по черному — это времени след. Черным по белому — это листы газеты. Буквы бегут. И тоскует вопрос по ответу — так же, как где-то по вопросу тоскует ответ.

Переливаете? Переливайте. Не торопитесь, но и не зевайте. В пустое из порожнего и снова в порожнее — туда же! — из пустого.

Внимательней. Спокойней. В этом деле особенное надобно искусство. Туда… сюда… обратно… Вы у цели: в пустом порожне, а в порожнем — пусто!

Хочу вам напомнить, сэр, как проказница Мартышка, Осел, Козел да косолапый Мишка затеяли сыграть квартет. Прежде они никогда такого не затевали, а теперь вдруг затеяли.