Андрей Смирнов - Дон Корлеоне и все-все-все. Una storia italiana

История Уно бьянка обрела в Италии широчайшую известность, а само словосочетание прочно вошло в газетный и политический лексикон. И породила множество конспирологических теорий. Никто до сих пор толком не понимает, зачем Сави вообще совершали преступления? Обычный бандит или мафиози стреляет в людей ради денег. Террорист — ради какой-то идеи. Это же парни стреляли просто потому, что могли. Во всяком случае, складывается именно такое впечатление.

Версия о том, что неуловимая банда представляла собой лишь кучку поехавших головой полицейских не устраивала очень и очень многих. Ни родственников жертв, ни журналистов, ни политиков. Да и полицию, кстати, тоже. Ибо покрывала её несмываемым позором. Трудно примириться с мыслью, что тот, кто призван тебя охранять, либо тот, вместе с кем призван охранять порядок ты сам, способен вот так, за здорово живёшь, убивать людей направо и налево. И по сей день слышны возгласы: «за Сави стояли спецслужбы!», «за Сави стояла мафия!», «за Сави стояли рептилоиды!» Сам же Фабио Сави, когда его напрямую спросили: «Что скрывается за белым „Фиатом“?» — отвечал так, цитирую: «Что скрывается за „Фиатом“? Номерной знак, фонари и бампер. Вот, пожалуй, и всё». Стоит ли ему верить, я сказать затрудняюсь.

Но суть была не в этом. История Уно бьянка — лишь частный пример общественно-политической атмосферы, сложившейся в Италии в те времена.

Растерянность. Подозрительность. Страх. Бессилие.

В 1994 году на сцену музыкального фестиваля в Сан-Ремо поднялся писатель и актёр Джорджо Фалетти и исполнил песню, обильно содержавшую в тексте слово minchia. По смыслу его можно перевести как «нах». Уж извините, но это тот случай, когда слово из песни и впрямь не выкинешь. Песню Фалетти именно исполнил, а не спел. Хотя он и был очень талантливым человеком, но вот его вокальные данные… Ладно, не суть важно.

Выступление, однако, сорвало овацию, песня заняла второе место в конкурсе и получила специальный приз критики. Диск с ней стал платиновым. Почему? А вот почему:

Это была песня, исполненная от лица карабинеров, с очевидной аллюзией на убийство Фальконе и Борселлино.

И в этом была суть. Италия устала терпеть. Устала терпеть продажных политиков, устала терпеть мафию, устала терпеть бессильные что-либо изменить правоохранительные органы.

Нах, синьор лейтенант! Перемен! Мы ждём перемен!

И настали перемены. И у перемен было имя. И имя было Сильвио.

Помните сказку про голого короля? В которой, чтобы пробить брешь в стене всеобщего молчания, хватило одного-единственного мальчика? Вот так и в этой истории. Понадобился только один человек. Не полицейский, не прокурор, не политик… Обычный двадцатисемилетний мальчишка. Который изменил всё.

Италия, наши дни.

Он распахивает глаза, резко приподнимается, судорожно хватает ртом воздух. Нет, ничего. Всего лишь кошмарный сон. Вновь откидывается на подушку, некоторое время лежит неподвижно. Нащупывает на тумбочке пачку сигарет, делает пару затяжек, встаёт, шлёпает в ванную. Открывает воду, поднимает глаза к зеркалу. Смуглая кожа, густые брови, трёхдневная щетина, глубокие залысины, которые он маскирует, брея голову под ноль. Типичный тридцатисемилетний неаполитанец. Накинув халат, он выходит в гостиную.

Его ждут.

Две массивные фигуры в бронежилетах расположились в креслах. На журнальном столике лежит автомат. Это его не удивляет. Он спокоен. За десять последних лет, с тех пор как ему был вынесен смертный приговор, сохранять спокойствие он научился отлично.

— Привет, парни, — говорит он, — Как дежурство? Кофе будете?

Его зовут Роберто Савиано. Десять лет назад он написал книгу «Гоморра. Путешествие по экономической империи и мечтам о всевластии Каморры». Десять лет он живёт под постоянной охраной полиции.

Роберто не был ни инсайдером, ни свидетелем каких-либо конкретных преступлений. Он просто рассказал о том, что из повседневного опыта знал каждый житель Неаполя, Казерты и других населённых пунктов Кампании, захваченных невидимыми на первый взгляд оккупантами. Рассказал об опустошениях, которым Каморра подвергает регион в поисках наживы. Рассказал о детях, мечтающих стать преступниками, и о политиках, уже осуществивших эту мечту. Рассказал о тех немногих, кто находит в себе мужество сопротивляться и умирает под пулями бандитов.

Хорошо, может быть, знал и не каждый. Может, не в полном объёме. Савиано всё же был не обывателем, а журналистом. Однако, при желании на его месте мог бы оказаться практически кто угодно. Мог. Но предпочитал хранить молчание. Всеобщее молчание, омерта национального уровня — вот в чём была сила Каморры, секрет её многолетнего могущества.

Да, нация знала, что где-то там на юге есть какие-то нехорошие люди. Да, она смотрела художественный фильм «Каморрист» о похождениях Раффаэле Кутоло. Но до тех пор это для неё и правда было чем-то вроде детективного сериала. Как бы и здесь, в Италии, но как бы понарошку, как бы не всерьёз.

Первый тираж книги разлетелся словно горячие пирожки. Издательство спешно названивало в типографии, а Савиано попал в телевизор. И начал говорить. Полупустые до того залы заседаний процесса «Спартак» вдруг оказались битком набиты журналистами. Летели головы и погоны. На место событий спешно выдвигались высокие правительственные комиссии. Звучали многочисленные извинения, обещания и заверения…

Помогло? Нет, конечно же. Да, казальских разгромили. Но не до конца. Сегодня они вполне живы и продолжают действовать. Хотя, возможно, и потеряв былое величие. Но штука-то в том, что казальские — вовсе не Каморра. А только один из её кланов. Всего же их в Кампании насчитывается более сотни. Ослабление или исчезновение любого из них — лишь расчищает рабочую территорию для других.

И в этом смысле одолеть Каморру ещё тяжелее, чем Козу Ностру. У той хотя бы действительно есть «сердце спрута». А что делать, если спрутов — десятки и сотни?.. И что делать, если казалось бы уже вырванное сердце спрут научился отращивать вновь?