Иль Канесс - Оформитель слов

Но будучи в шаге от смерти, я убедился, что глубоко ошибался. Смерть не является событием жизни, ее не переживают и не осознают. Она не имеет памяти, и я с ужасом понял, что после смерти ничего не будет. Ведь если бы я разбился насмерть и не очнулся, то так бы и не понял, что умер, так же, как и не вспомнил бы о том, что вообще жил. Ничего бы не было…

Не было бы меня – однажды родившегося, хрупкого, сморщенного и орущего на свет малыша. Комнаты, где меня ждала кроватка и бережно собранные детские вещи. Не было бы слез моей мамы, качающей меня среди ночи на руках, целующей мои крохотные руки и не понимающей, почему я кричу. Вот она следит за каждым мои движением, проверяет, удобно ли я лежу в кроватке; слушает каждый мой вздох, проверяя, дышу ли я, такой крохотный и беззащитный. Не было бы ее радости от моих первых шагов и слов. Не было бы того дня, когда она купила мне дорогой красивый рюкзак и новый костюм в школу… Вся ее жизнь была наполнена мной, КАЖДЫЙ день ее жизни! Она экономила на себе, много работала и делала все, чтобы у меня было что покушать, где спать и что надеть. Сколько ее сил, времени и средств было потрачено на то, чтобы я вырос здоровым человеком. Но все это могло закончится раз и НАВСЕГДА, а я бы этого даже не понял. И все было бы зря. Все эти бессонные ночи, слезы и переживания.

Пока живы наши родители, наша жизнь принадлежит только им.

В ноге что-то «тянуло», но я не хотел просыпаться. Я совсем не отдохнул. Дайте поспать. Утро в больнице начинается весьма рано. Как раз тогда, когда моторалли «Горбольница – Дакар» финиширует. Но тяжесть в ноге становилась невыносимой, и я с трудом открыл глаза.

А там было на что посмотреть. Помимо надоевшего потолка, на плитках которого я запомнил каждую впадинку, тумбочки с личными вещами, урчащим холодильником с недоступной едой и соседом-мотогонщиком, – у моей койки сосредоточилась санитарка, разглядывающая мою полутитановую конечность.

Оказалось, что у меня в ноге чуть выше щиколотки вырезано отверстие, а оттуда торчит эластичная трубка из которой сочится всякое напоминающее кровь.

Я вспомнил, что примерно так березовый сок в деревне добывают, а из меня тут натурально кровь добывали. Я возмутился. В моих неокрепших подростковых мыслях затуманилось. Кровушка моя медленно утекала, как березовый сок, из которого мама делала квас, а батька вкусную брагу…

Я отчетливо понял, что этим утром случится кровопролитие. Голова закружилась. А вокруг кружилась внеземной красоты рыжеволосая санитарка с красными ногтями и алой помадой на сочных губах. Мы вроде как в последние дни находились с ней в весьма близких отношениях. После того, что она видела, ухаживая за мной, я был обязан, как минимум, на ней жениться. Но… что-то рано она решила пить мою кровушку.

– Простите, барышня, – решил я разобраться в наших непростых отношениях и приподнялся на локти. – Вы зачем мою кровь… СОБИРАЕТЕ? – Хотелось пить, высохшие губы слиплись. – У вас тут что, кружок вурдалаков? Уголок кровопийц? Я крайне возмущен. Употребляете кровь девственников чтобы… чтобы оставаться такой дьявольски привлекательной? – Я рухнул на спину от бессилия. – А, впрочем, неважно. Просто поцелуйте меня и забирайте все…

Санитарка хихикнула. Я же находился в полусне-полуобмороке.

Послышались шаги. Приподняв голову, сквозь полузакрытые веки я заметил, что к нашей трансильванской вечеринке присоединились хмурые упыри в белах халатах. Вот сволочи, сейчас сами целоваться полезут. Но они что-то задумчиво промямлили на своем вурдалакском, ритуально обступили и неожиданно начали ДАВИТЬ на мою ногу, нажимая с боков. Из швов, которые тянулись от щиколотки и практически до самого колена, полезла кровь. Я взвыл от боли и смял пальцами простынь. Казалось, что в мою опухшую ногу заливают кипяток. В медицинской страховке про пытки ничего не написано.

Я промычал что-то невнятное и обмяк. Голова закружилась еще сильнее, и я начинал вспоминать, кого звать на помощь в таких ситуациях. Наверное, Блэйда. Да, точно, старину Уэсли Снайпса, обтянутого кожаным плащом и вооруженного заточенными нунчаками. Ведь тут точно нужен специалист с образованием. Но он же пошинкует всех в паштет без разбора, а у меня тут романтика…

– Рыженькая мне поцелуй обещала, – решил я продиктовать условия сдачи в плен.

Но в ответ услышал лишь зловещий смех, снова ощутил давление и через мгновение беспомощно вырубился.

Прошло пару недель.

Ах, этот трепет, когда тебя выписывают из больницы! Твои новые товарищи, с которыми ты больше никогда не увидишься, провожают тебя, с тоскою глядя в след. «Выздоравливай! Удачи!». Собираешь вещи, что-то кому-то оставляешь: сахар, чай, печеньки… Скоро на моей койке сменят постельное и положат нового «клиента». Он, возможно, также будет смотреть на тот же потолок, тумбочку, койку… И у него будет своя невероятная история попадания в больницу, и, возможно, лучше моей.

Но все, прощайте больничные стены! Домой, пора домой.

А путь не близкий. Такси, электричка, автобус и…

Лежа в санях, закутанный в огромную старую шубу, я вспомнил, как мы с батькой однажды лезли по сугробам от дома к остановке, чтобы добраться до автобуса. Я тогда серьезно увлекался метростроительством и застудил коленку. Вот и сейчас я снова на костылях, а впереди холмы, покрытые сугробами. Но на этот раз доставкой занималась местная транспортная компания «Дядя Олег и Ло (шадь)». Чему я несказанно радовался. Лошадь лихо преодолевала снежные заносы, попердывая для скорости.

Вспомнилась картина «Боярыня Морозова» Сурикова.

Глядя на мелькающие мимо заснеженные и высохшие кусты разных растений типа репейника и конопли, я размышлял о бытие. Позади тянулись следы от полозьев, и едва видные – от копыт. Мне предстояло объяснить маме, как я так умудрился сломать себе конечность.

– Дома будет серьезный разговор… – строго сообщила она.

Охтыжбля…

Лошадка бодро тянула сани. А дядя Олег руководил:

– А ну, пошла! Давай!

Мы уже миновали скованную льдом и укрытую снегом реку. Поднимемся на холм и покажется родимая избушка. Что сказать маме. Правду? Если я признаюсь, что упал с пятого этажа в шахту лифта и сломал ногу, мама сильно разозлится и сломает мне вторую ногу. Ох, эти объяснения «КАК Я ТАК УМУДРИЛСЯ».

Праведный гнев испуганной матери был короток, но обстоятелен и саркастичен:

– Спасибо, что живой, СЫНУЛЯ.

Дома мне сразу понравилось, особенно после обучения в училище, жизни в общежитии строгого режима и больничной палаты. Мои одногруппники, кстати, собрали мне денег на лечение, что было очень приятно. Теперь же я сутками безмятежно лежал на диване, смотрел телевизор, много спал, вкусно ел и курил в сенках.