Иль Канесс - Оформитель слов

Правда, снова возникли проблемы с походами в туалет. Он располагался на улице. А там мороз и вьюга. И как нам найти друг друга… Короче, сломанная правая нога оформлена в несгибаемый в коленке гипс, а дверь уличного сортира открывается вправо, а значит, при заседании не закрывается, потому что торчит нога. Я стал очень открытым этому миру человеком.

«Чукотский туалет – это две палки». Одну втыкаешь и держишься, чтобы ветром не сдуло, а второй волков отгоняешь. Типа того.

В целом – было весьма тоскливо. Но все это были мелочи. На очередном приеме в районной поликлинике рентгеновский снимок показал, что хирург вогнал шуруп прямо меж сломанных костей и они не срастались.

– Вот, пидор, – сказал папа.

Я снова отправился в город Новосибирск на операцию.

– Ты куда опять собрался? – правя лошадью, спросил дядя Олег.

Я лежал на санях закутанный в огромную старую шубу. Мимо мелькали заснеженные и высохшие кусты разных растений типа репейника и конопли.

– Выкручивать шуруп из ноги, – поерзав, сказал я.

Настроения у меня не было совершенно, так как предстояло ехать в город в поликлинику, а будучи на костылях с загипсованной ногой – это очень непросто. Но другого выхода не было.

…Меня уложили на кушетку.

– Будет больно, – сказал хирург и поставил местную анестезию.

«Ну, больно, так больно. Не в первый раз», – деловит подумал я, как бывалый ветеран-космодесантник усиленный титановыми вставками.

Хирург сделал надрез, взял отвертку и начал…

И СТАЛО БОЛЬНО ПО-НАСТОЯЩЕМУ

Думаю, еще никогда в этой поликлинике не орали от боли столь громко и сильно. Я, наверное, выглядел так, словно из меня, действительно, эвакуируется сам Люцифер, вместе с вагонами горящих котлов и тысячами чертей с китайскими сумками. На каких только хуях я не оттаскал хирурга, рыча на него из самых недр своей охрипшей глотки. Бабушка за меня краснела и извинялась, но я был весьма убедителен и красноречив в своем отчаянном возмущении.

…Я лежал на санях закутанный в огромную старую шубу. Мимо мелькали заснеженные и высохшие кусты разных растений типа репейника и конопли. Смеркалось. Я был совершенно измотан и, кажется, все мое тело ныло от боли.

– А ну, пошла! – правил лошадью дядя Олег…

Успокаивало одно – наверное, все уже закончилось. Можно спокойно заживать и жить.

И в один прекрасный день в районной поликлинике гипс с моей ноги сняли и разрешили понемногу ходить! Эта была лучшая новость в наступившем 2004 году. Кажется, все налаживалось. Я немедленно сделал себе очень модную трость, обмотав палку черной изолентой и вырезав по всей длине самые прогрессивные надписи и логотипы: Reebok, Nike и Adidas. Даже начал посещать сельские дискотеки. Пока я ходил с тростью, бить мне морду за что-нибудь люди стеснялись, а также посылать за самогонкой и сигаретами. Меня даже немножко зауважали. Я ставил трость в угол и плясал от души, напившись самогоном.

Но когда наступила весна, меня начала тревожить сомнительного происхождения шишечка в том месте, где выкрутили шуруп. С каждым днем она увеличивалась и становилась мягче. Я заподозрил неладное и решил съездить в райцентр, чтобы выяснить причины ее появления.

Приехал в приемный покой Центральной районной больницы. В шишечку с помощью шприца залили какое-то неприятное вещество, по ощущениям напоминающее жидкий свинец и сделали рентгеновский снимок.

– Юноша… – тяжело вздохнув, сказал очередной хирург, которых я теперь опасался и вообще не доверял. – У меня для тебя ОЧЕНЬ плохие новости.

Я сразу подумал, что он хочет, как и все хирурги мира вытащить из меня очередной шуруп или вкрутить еще одиннадцать. Это заговор против меня и Франции. Прям не жизненный этап, а дело врачей.

– Говорите… – с растущей тревогой, сказал я.

– Скажу просто, начал хирург. – Плохая новость в том, что с большой долей вероятности ты останешься БЕЗ НОГИ, потому что в месте перелома начался воспалительно-гнойный процесс. Кости подгнили и… могут не выдержать твоего веса, а значит, придется…

– А хорошие новости есть?.. – спросил я, уже чуть ли не теряя сознание.

– Ты не расстраивайся раньше времени, – продолжил врач спокойно. – Это еще не точно. Ты сегодня же ложишься в больницу и готовишься к операции. Я тебе вот что скажу… Можешь пару часов побродить по городу, беляш скушай, тапки купи, кружку там, ложку и всякие лицо-мыльные принадлежности.

– Что-то нет у меня теперь настроения ходить по городу и покупать всякое рыльно-мыльное…

Хирург положил свою крепкую руку мне на плечо.

– Иди. Возможно, это последний раз, когда ты будешь ходить на обеих ногах по городу…

Шатаясь, я вышел из приемного покоя и побрел в центр города. Закурил. На дорогах в грязных лужах покоился лед, блестели проталины, было прохладно и тоскливо. Солнце затянули тучи. Дух апрельский ветерок, чернели деревья. Мне 17 лет, а жизнь, судя по всему, уже стремится к сплошному мраку. Как мне жить без ноги?.. За что мне все это? Мысли путались, и я не мог сообразить будущую картину своего мира. Не сказать, что наша семья жила все эти годы безмятежно: трудностей было много, особенно в 90-е, когда не было работы, мы голодали, не было даже средств купить что-то в школу, а тут еще это…

Я с горечью подумал, что куплю два тапка, а может пригодится только один.

– Я раньше слушал всякую ерунду, а потом понял, что надо слушать только шансон, – с умным видом сказал новый сосед по палате центральной районной больницы Коля, молодой парень, чуть старше меня. – Все остальные кассеты я выбросил.

Мы начали слушать Александра Дюмина:

«Чифир, пайка и баланда встретили ребят,

Не прошло и полнедели – карцер родный брат»…

Душевно пел Александр Васильевич, а Коля, зажмурив глаза, очень проникновенно качал головой в такт блатной музыке. Хотя сам, скорее, выглядел как самый преданный фанат группы «Стрелки». На меня же он смотрел с легким презрением, потому что я сразу заявил, что слушаю Сплин, Nautilus Pompilius и Linkin Park.

Что за глупость, в конце концов, судить о человеке, ориентируясь на его музыкальные предпочтения? Только поступки расскажут о человеке все, что нужно. И относится к человеку надо так, как он относится к тебе. А какую музыку он при этом слушает совершенно не важно.

– Будешь сильно крепкий чай? – неожиданно спросил меня Коля. – А то скучно в четырех стенах.

Он был коротко стрижен, а вот на лбу красовалась знатная челка до самых бровей. Сельский сердцеед. Модник. Стиляга. Эстет.

– Пожалуй, не откажусь, – сказал я.

Другой сосед по палате, но уже ДЯДЯ Коля носил клетчатую рубашку, брюки и знатные гусарские усы. Это был мужчина лет 50-ти. Он, как мне показалось, являлся для молодого Коли авторитетом.