Владимир Жуков - Яблоко раздора. Сборник рассказов

– Аристарх Иванович, прошу великодушно меня простить,– нарушил я тишину.– Но надо определиться со временем погребения покойного. Уточнить некоторые детали процедуры, чтобы не было сбоев и заминок.

– Да, конечно, – поднял он лысоватую с сократовским лбом голову.– Хорошо, что зашел. У меня запарка, покойничков подвалило, мор, как в годы чумы или холеры. Рак, сердечные приступы, цирроз печени косят людей налево и направо. Случаи суицида участились. Едва справляюсь, нужен дублер, ассистент. Это хорошо, что мрут, как мухи, премия и прочие презенты гарантированы. Сейчас я погляжу, на какое время вашего жмурика пристроить.

Жмырев взял со стола толстый блокнот и перелистал.

–Так, на завтра у меня три погребения,– рассуждал он вслух.– В полдень после отпевания Прасковья Лукьяновна, девяносто пять лет прожила, еще при царе, до революции родилась. Крепенькая была, нынче до шестидесяти едва дотягивают. Ее быстро закопаем, она свое пожила, дай Бог каждому. На четырнадцать часов Артем Петрович – крупная шишка. Говорят, злоупотреблял по женской части, за каждой юбкой волочился и молодых секретарш принуждал к сожительству, не выдержал нагрузки, инфаркт миокарда свалил сердешного. Я, конечно, об этом в речи ничего не скажу, итак все знают, что он бабник, но с Петровичем придется повозиться. Солидный клиент и гонорар будет соответствующим. Родственники слезно просили, чтобы ритуал был по высшему классу. Вот речь слагаю– настоящая ода по усопшему. Даст Бог в учебники войдет, как классика, эталон поминальных речей. Это тебе не эпитафия на камне в четыре строки. Сам новый жанр придумал. Надеюсь, что еще при жизни оценят.

Жмырев ненавязчиво набивал себе цену, хотя в рекламе не нуждался – конкурентов у него в ту пору не было. Да и отпевания покойников, особенно коммунистов-атеистов, не говоря уже о усопших беспартийных, в церкви были тогда редкостью. Местный седобородый, как лунь, священник отец Василий пребывал в тоске о благословенных временах. Лишь Рождество Христово, Крещение, Вербное воскресение и Пасха служили ему утешением. Поэтому эти праздники он ждал, как манны небесной.

– Кто бы обо мне прекрасную оду сложил. Все мы под Богом и ко всему надо быть готовым. Хрупка человеческая жизнь, а смерть жестока, – сожалел Аристарх Иванович и вдруг заулыбался осененный идеей. Я сам о себе ее сочиню вместо завещания, чтобы никого не обременять этим нелегким занятием. Откроет родня конверт, а там речь заупокойная. А эпитафия давно готова. На граните будет высечено «Всех похоронил и сам упокоился». Лаконично и мудро.

Я увидел блаженную улыбку на его лице.

– Лаконично, но нелогично. В любом случае вам не дано всех похоронить, уже хотя бы потому, что кто-то должен вас проводить в последний путь, – заставил я его призадуматься.

– Да, пожалуй, вы правы, – согласился он, пригладив рукой залысину. – Придется внести коррективы. А жаль такой простой и гениальный текст. Но место я себе в аллее славы, где мраморные и гранитные памятники и скульптуры погибших в кровавых разборках, в полный рост застолбил.

–На аллее бандитской славы, – усмехнулся я. – Это не делает вам чести.

–А мне без разницы. Главное, чтобы не пришлось лежать на окраине и в низине, где сыро и мерзко, – ответил и хитро подмигнул. – Куда же мне вашего покойничка пристроить? Запишу-ка я его на пять часов вечера. Годится?

– Годится, – ответил я, посчитав, что время вполне приемлемо, чтобы засветло достойно похоронить безвременно ушедшего в мир иной сослуживца. Жмырев дотошно расспрашивал его биографию, имена родственников, награды. На столе лежала стопка впрок заготовленных речей, так называемых «болванок». Аристарху Ивановичу оставалось только вставить фамилии и некоторые биографические данные усопших. Он – гордость и слава БРУ это дело поставил лихо. Не случайно из других похоронных бюро к нему зачастили делегации ритуальщиков за передовым опытом. Но, по понятным причинам, он не все раскрывал карты, чтобы не нажить себе сильных конкурентов в этой сфере прибыльного бизнеса. В соревновании ему не было равных. Его речи прошибали публику до слез и надолго становились предметом восторга и умиления. Местные репортеры почитали за честь дословную их публикацию.

Я попрощался со Жмыревым и он тут же, даже не проводив меня взглядом до двери, погрузился в мир творчески-мистических грез.

3

На следующий день в назначенный час Аристарх Иванович прибыл к дому усопшего. Само появление скорбно-величавого человека в угольно-черном костюме произвело умиротворяющее влияние на публику. Он был строг, деловит и энергичен, как дирижер симфонического оркестра. Все беспрекословно ему подчинялись, уступали дорогу, без слов понимали жесты и мимику круглого, словно глобус лица.

Гроб, обитый красным крепом, поплыл на крутых плечах мужчин. Грянул, окатив спины холодком, духовой оркестр, выдувая из труб звуки траурного марша. Сквозь него прорывались женские рыдания и причитания набожных старух, непременных участниц подобного рода процессий. Гроб, крышку, металлически памятник и венки из зеленой хвои и цветов, переплетенные черными лентами, погрузили в автобусы и скорбный кортеж выехал на окраину города мимо недавно построенного пятиэтажного здания больницы. Я поражаюсь тупости доморощенных архитекторов и чиновников, избравших здесь площадку для строительства этого объекта. Либо они законченные идиоты, страдающие скудоумием, либо хладнокровные циники. Могу представить ощущения, настроения тех больных, которые каждый день видят из окон палат, как везут покойников на погости и вместо мыслей о выздоровлении, внушается навязчивая идея о печальной перспективе. Вот такого рода психотерапия. Наверное, для своеобразной профилактики, чтобы впредь боялись угодить на стационарное лечение, или же для удобства – с больничной койки сразу в могилу. Уникальный сервис. Задумано весьма оригинально

Вскоре кортеж прибыл к воротам огороженного кладбища. Аристарх Иванович, не церемонясь, полностью взял бразды в свои руки. Четко, как на армейском плацу, выстроил похоронную процессию. Сам встал во главе, держа подобно олимпийцу, в вытянутой руке траурный флаг. Дал знак духовому оркестру. Леденя кровь в жилах, зазвучал похоронный марш и процессия по асфальтированной дороге ступила на территорию кладбища. Впереди чинно, выпятив живот, в широких брюках, шел Жмырев. Следом двое человек несли портрет умершего в обрамлении черных лент. Затем несколько орденов и медалей на алых с потертым бархатом подушечках. Следом четыре мужика несли крышку гроба. Потом над головами поплыл гроб с восковым резко очерченным профилем усопшего. Ряды скорбящих с множеством венков, памятник.