Сергей Самсошко - Влажная цитата

Да, сегодня я настраивался на то, чтобы продуктивно поработать над книгой, но мужики в палате меня разговорили. Видимо, им интересно стало, откуда я родом, и почему столько времени сижу за компьютером, что-то там печатаю, и никому не рассказываю, о чём я веду свои повествования. На самом деле, всё гораздо проще, чем этого следовало ожидать – занят литературой. То есть, моя задача на сегодняшний день написать максимально интересно и максимально много. Ведь, написание одного романа, пусть даже объёмом в десять авторских листов, как и было мною задумано, это дело довольно непростое, и требует от писателя полной самоотдачи. Особенно, если автор желает как можно скорее устроиться с жильём, купить собственную квартиру, и украсть заботливую жену. Видимо та, сейчас, думает о том, как она будет тратить деньги своего ненасытного мужа. Спроси любую девушку, что ей надо, или женщину, которая уже не девушка, но понимает, что тратить деньги хорошо зарабатывающего мужа, это одно из самых любопытных занятий для женщины.

И всё-то ты знаешь, господин Самсошко, везде уже просвещён, округлён, зависим. Мне и не снилось, что можно провести свадьбу в Париже. Представляешь, сколько это будет стоить. А тебе сейчас необходимо подумать только о том, как обеспечить свою будущую семью приличным жильём. Предпочтительно, с перспективой на долгую жизнь. А что для этого нужно? Вместительную квартиру. Можно начать с двухкомнатной, где хотя бы одна детская комната будет. А вторая, в принципе, сойдёт за спальню, где вполне хватит места для мужа и жены. Правда, я хочу ещё и кабинет для своего творчества.

В кабинете хорошо заниматься творчеством. Никто не мешает. Никто не заходит без стука. Ну, возможно, жена будет без стука заходить. Ей такое позволено, в каком-то смысле. Поэтому, кабинет должен обязательно закрываться на ключ. Вдруг, я там буду занят страшным делом, которое родным и близким лучше не видеть.

День, как день, и два укола мне уже успели сделать. Один болезненный оказался. Видимо, витамин какой-нибудь злющий. Витамины всегда больно колют. Но, хорошо, что быстро. Главное, чувствую себя уже выздоравливающим. Бегаю, суечусь, постоянно думаю о работе. А о чём же мне ещё думать, если не о том, как побольше написать хороших книг. Только об этом у писателя и думки. Иной, правда, прочитав мои творения, скажет, что ничего хорошего в них не наблюдается. А кто-то скажет наоборот. Вот, и я не обращаю внимание на мнение читающего. Сколько читающих, столько и мнений. А я один. И мнение у меня тоже единое. Можно даже сказать – монолитное.

Где это я всему научился? Аж самому интересно. Читаю много. Любопытство развито. Причем, очень хорошо развито любопытство, аж до такой степени, что и страшное мне тоже любопытно. А что такого может приключиться страшного, если ты ни в какие компании не лезешь. В том-то и дело, что лезть в компании совсем не обязательно, оно бывает, что компании сами к тебе лезут, и ты не знаешь, как от них избавиться. Одно радует, что в стационаре лёгкого лечения нет плохих друзей и завистников. Хотя, кто знает, что я здесь мужикам по палате поведал. Может, они уже, как раз, и завидуют моему уделу. Жизнь писателя, думают, что очень у простая и хорошо оплачивается. Ну, оно-то, может, и хорошо, и простая, но всё-таки, до этого ещё дожить требуется. А пока не доживёшь о больших гонораров, никто тебя щадить и жалеть не станет. Нет жилплощади, так иди на улицу и живи, сколько влезет. А свою зачем продавал? Хотел побыстрее имя себе сделать, вот и продал, и вложил все свои активы именно в дело, которое сулило приличные гонорары. Мучаюсь, правда, без собственной квартиры, без постоянной происки. Однако, надеюсь, что недолго мои мучения продлятся. Может, уже совсем скоро на новую квартиру заработаю. Самое главное, чтобы трудиться не мешали. И помогали в трудную минуту. Ведь, писателю некогда задумываться о том, где ему деньги брать на оплату жилья и питание. А я, в этом смысле, очень уж люблю хорошо покушать.

Нет – сейчас я не голодный. Даже наоборот, слишком сытый и довольный. Хотя, чувствую, что продлиться это недолго. Когда выпишут меня основательно, мне уже некогда будет думать, а останется только полагаться на поддержку оставшегося родного человека. который мне отцом считается. Он-то не слишком разделяет мои чаяния по поводу написания книг. Если бы платили за это сразу и много, то и просить не было бы никакой необходимости. Наверное, только у меня такой отец глупый, что ни гроша своего за душой не имеет, и сына поддержать в профессиональных стремлениях не может.

Ну, есть, конечно, от него помощь небольшая. Я думаю, это не помощь, а злоба оттого, что сын уже взрослый, сам о себе должен позаботиться. Но не понимает он меня настолько, насколько хотелось бы, не видит, что я творчеством занят. Не лезет ему голову мысль, что это дело всей моей жизни. Поэтому, просто так от него не откажешься. То есть, от отца не откажешься, потому, что он, всё-таки, отец, а не простой прохожий. Хотя, и бросил он нас с матерью, ещё когда я был совсем маленький. Ну, ладно, пусть не бросил, но финансовую ответственность он проигнорировал. А мать, я помню, всегда отказывалась от его алиментов и любой другой поддержки. Она была очень умная женщина, и прекрасно понимала, что, если с ней что-нибудь случится, то вся ответственность за жизненную поддержку ляжет на плечи отца. Вот она и отказывалась всю жизнь от его денег, которые он вряд ли сам зарабатывает – такой незадачливый человек оказался. Что ни спроси, никогда нету. И дать ничего не может, а брать это он большой мастер. Я же, в свою очередь, не спешу его осудить. Может, он и правильно поступает. НО мне его поступки слишком уж непонятны. В его возрасте можно было бы и разумной деятельностью заняться, и заработать хорошо, и вообще, мог бы в Москве пожить, и поглядеть, как люди по двадцать – тридцать лет на одной фабрике справляются.

Ленивый, видимо, мой отец. Что ещё я о нём могу сказать. Любит к стакану приладиться. Вроде, и человек уже взрослый, а всё ещё ведёт себя, как маленький ребёнок. И когда звоню ему с чужого совершенно телефона, а в ответ слышу, нечто вроде, – «Какие люди!…» Можно подумать, что он снова фенозипама наглотался и не понимает, что говорит. Страшные это таблетки. От них, говорят, зависимость огромная. Всю жизнь человек принимает, и ходит, как дурачок на всех смотрит. С годами, наверное, в дурачка и превращается. Глупый отец. Когда кричу на него, понимаю, что не нужен я ему. И никогда не позвонит, не спросит, как у меня идут дела, и, что новенького творится в моей душе, и, как мне жить тяжело – ничего не желает слушать. Эгоист.

Нравится мне, когда ясность в голове присутствует. Правда, она у меня только днём, а вечером, по какой-то неизвестной причине, эта ясность пропадает, и одолевают меня всякие разные мыслишки, и беспокоят они меня, и всякие прочие людишки со своими страстишками в голову щебечут, и что-то хотят, и чего-то просят, и чего-то мучают. Вот, я и прописываю все эти мысли, одну за другой, чтобы жить не мешали, чтобы утром, снова, ясность в уме образовалась. Потому, наверное, и зависимость у меня такая от литературного творчества.