Влад Костромин - Наследники Мишки Квакина. Том IV

– Вить, надо для цензуры что-нибудь хорошее написать.

– Точно, пиши, младшОй: зато с колбасой полегче стало – кушаем в полное свое удовольствие. Хрен и горчица, опять же, не переводятся, да сметанка своя. Вот только одна просьба небольшая… – замолчал, обдумывая. – Пиши: у старшего-то нашего обувка развалилась, а скоро осень, дожди там, слякоть, снег, метель, сугробы. Ты же миллионер, помоги нашему горю. Переведи денег сыну на сапоги.

– Про младшего не забудь, – всполошилась мать, – просить, так на двоих. Чего два раза перед буржуем унижаться, да зря конверты с марками переводить?

– Логично, – покивал отец. – Пиши: и младшему нашему надо обновку к школе справить, брюки да картуз. А то заболеет туберкулезом и умрет. Буржуи, – объяснил матери, – они к детям жалостливые, к беспризорникам там, педикулезным, тифозникам.

– Бабушка рассказывала, что некоторые немцы детям хлеб и молоко украдкой давали в оккупации, – вспомнила мать.

– Вот видишь, – отец воздел палец, – немецко-фашистские оккупанты и то о детях худо-бедно заботились. А уж Си-Си, глянь какую морду наел, не может немного ни отщипнуть. Немного денежек на пропитание.

– Все-таки миллионер, они жадные.

– Это для нас с тобой миллионер, а у них, в загнивающей Америке, миллионеров как грязи, больше, чем у нас милиционеров. Может хоть какие-нибудь обноски пришлет. Шеппе вон из Германии и то харчи шлют, а тут целый миллионер. Да ему такие деньги как раз пива не попить.

– Думаешь, он пиво пьет? – усомнилась мать. – Все-таки мужчина солидный, представительный, почти как ты.

– Конечно пьет – там же жарко, океан рядом, ветер соленый, вот пить постоянно и хочется. Ему что, нырнул к бочке, попил холодненького и дальше побежал.

– Вроде не показывали, чтобы пиво пил.

– Ты же не все серии видела.

– Не все.

– Да и не могут же они все показывать? – он пожал плечами. – Как в туалет ходит тоже не показывают, а ведь ходит.

– Ладно, убедил.

– Продолжаем: ты, чтобы уж два раза перевод не делать, пришли сразу заедино на двоих. Заранее благодарен, как коммунист будущему коммунисту.

– Буржуи народ жадный, – задумчиво сказала мать, – за скрепку удавятся, но Си-Си мужик ушлый.

– Я любого капиталиста за пояс заткну, – хвастливо сказал отец, – потому, что «Капитал» читал. И подпись: Виктор Владимирович Костромин, запятая и ниже: директор, член партии.

– Думаешь, пришлет? – дрожащим голосом спросила мать.

– Как же не прислать? Дело-то, почитай, международное, политика. Ежели не пришлет, так на весь мир жмотом прослывет. Сами вон булки с сосисками в ресторанах лопают, а тут детишкам на обувку да одежонку. Понимать надо.

– Ну, дай то Бог, – мать перекрестилась.

Отец тщательно заклеил конверт, степенно надписал адрес: США, Санта-Барбара, Си-Си Кэпвеллу. Подумав, дописал: лично в руки.

– Ну все, Валь, как на работу завтра пойдешь, на почту занеси.

– Небось марок много покупать, – вздохнула рачительная и бережливая мать.

– Марок оно конечно, – родитель почесал затылок, – много, все же Америка, а не Алма-Ата. Но с марками можно и сэкономить.

– Как?

– А вот так. Учитесь, пока я жив. Дети мои, отклейте со старых конвертов марки и приклейте сюда.

– Там же штемпель, – сказал я.

– Закрасите, – отмахнулся отец, – зря я что ли коробку цветных карандашей принес? Только аккуратнее отклеивайте, не порвите.

– Вы над паром из чайника подержите, – подсказала мать.

До поздней ночи мы отклеивали марки, подчищали лезвием и закрашивали карандашами следы штемпеля.

– Говорил же, надо было марки на почте забрать 5 5 См. рассказ «Пестрая лента» , – сказал Пашка.

– Надо было, – признал я.

Утром мать отнесла конверт, почти весь обклеенный марками, на почту и под косым взглядом почтальонши положила на конторку.

– Здравствуйте, Валентина Егоровна. Что у вас?

– Здравствуй, Анечка. Письмо. Хватит марок?

Предпенсионного возраста Анечка с подозрением осмотрела конверт, по крысиному обнюхала и с сомнением посмотрела на мать:

– Вроде должно хватить. Тоже Си-Си пишете?

– Это Виктор Владимирович, покраснела мать, – по работе.

– Ну-ну… – Анечка задумалась.

– А что, много пишут? – осторожно спросила мать.

– Много, вы не поверите: Печенкин вон Иден написал, Рябич старый – Августе. Пишут, – почтальонка тряхнула пегими волосами и смахнула письмо. – Отправлю, не волнуйтесь.

– А я и не волнуюсь, – мать гордо покинула почту.

Если бы наша история была выдуманной, то она бы на этом и закончилась, но жизнь порой гораздо интереснее любой выдумки и выкидывает невероятные зигзаги. Пашке и Шурику втемяшилось в головы, что в сумке почтальонши деньги. Неделю они выслеживали Анечку, пока не подвернулся удобный случай. Анечка зашла к Максиманихе, пропустить рюмашку и послушать свежие сплетни. А сумку беспечно оставила на крыльце. Малолетние разбойники прокрались во двор, схватили сумку и были таковы. У нас в саду распотрошили сумку. Кроме скучных газет в отдельном кармашке нашли пачку вскрытых писем в Санта-Барбару. Анечка их никуда не отправила, а читала сама. Пашка отдал письма отцу и тот в гневе собрал партсобрание. Хотели довести дело до суда, но так как больше желающих почтарить не было, ограничились строгим выговором. После собрания письма в Санта-Барбару возили уже на почту в райцентр. Хотя, поток писем уже значительно поувял, а потом и вовсе сошел на нет.

Папаша наш был большой выдумщик, при этом характером был скаредный и вороватый.

– Валь, – заявил воскресным утром, щедро приложившись к бутылке с молдавским коньяком, – я гений!

– Опять? – вздохнула мать. – Не вздумай больше никаких яблок покупать! Гений он!

– Яблоки – пройденный этап, – отмахнулся отец, – надо глобальнее мыслить, с людями надо помягше, а на вопросы, как говорится, смотреть ширше и углубже.

– Понесло, – мать с осуждением покачала головой. – Не умеешь ты пить, Витя.

– Все я умею! – хлопнул по столу кулаком. – Я пью, да дело разумею, не то, что некоторые.

– Это кто, например? – глаза матери по-змеиному сузились, а рука привычно потянулась к сковородке, которую Пашка вымакивал хлебом от жира, оставшегося от съеденной отцом яичницы на сале.

– Я в общем сказал, – начал юлить отец.

– Тут не партсобрание, ты говори конкретно, кого имеешь в виду?

– Да полно таких несознательных элементов, – папаша покосился на нас, – всякие алкоголики, тунеядцы, «социально близкие» и прочая шелупонь.

– Это да, – согласилась мать.

– А мы, прогрессивное человечество, совсем по-другому. Вот, например, взять куроводство. Некоторые думают, что в нем ничего сложного, а между тем, я, как куровод, могу в любой момент главой Птицепрома стать!