Влад Костромин - Наследники Мишки Квакина. Том IV

– Бери сапоги батины и иди чисти хлев, – прервала демагогию мать.

– Это большая честь, – важно заявил Пашка.

– А ты, – мать ловко отвесила Пашке оплеуху, – иди за ним и записывай. Будешь как фронтовой корреспондент. Хроника пикирующего бомбардировщика, все дела. А ты, Витя, про сапоги мне расскажешь…

– А сапоги? – спросил я.

– Сапожник завсегда без сапог, а директору без сапог нельзя, – отец подтянул сапоги к себе. – Горбатые не терпят суеты.

– Иди без сапог, – мать дернула меня за плечо, – трудности закаляют характер.

– Пап, а ты у кого их спер? – спросил Пашка.

– Почему сразу спер? Мог же и купить…

– За какие шиши ты их купил? – подозрительно прищурилась мать.

– Ну, не купил… Все равно…

– Откуда сапоги, Вить? Ты не юли, скажи нам.

– В общем, заезжал я к Нинке. Смотрю, в коридоре сапоги стоят. Ну я их и того.

– Ворюга ты, Витя!

– Не своруешь, где возьмешь? – отец пожал широкими плечами.

– Нинка твоя клуша еще та, сидит в своей общажной пердильне безвылазно, но может же и догадаться, что ты сапоги увел.

Старшая сестра отца тетя Нина Свечкина с дочкой Лариской жили в Клиновске, в общежитии карандашной фабрики, с общей чадной кухней, где было не пройти от изрезанных столов и колченогих стульев, и одним туалетом и умывальником на весь этаж. У них было две с половиной комнаты. То есть их комната и комната покойного мужа – Васи, с которым тетя Нина разошлась незадолго до его смерти. Комнаты были расположены напротив друг друга, в конце коридора, поэтому они выгородили пространство между комнат и поставили дверь. Там стол обеденный и холодильник, типа импровизированной столовой. Почему-то это помещение они называли куркурятником. А перед этой дверью, с внешней стороны коридора, стоял большой и тяжелый деревянный ящик с двумя навесными замками для хранения картошки.

– Не догадается она, – без особой уверенности ответил отец. – Вот про сковородку может и дотумкать…

– Какую еще сковородку? – испуганно спросила мать.

– На кухне чья-то сковородка стояла… – отец вытащил из сумки сковороду и поставил на стол, – почти новая. Не пропадать же добру?

– Ты совсем тронулся?! Хватаешь, как сорока, все, что плохо лежит!

– А что они? Трудовому человеку! Борща! Нет, не допустим! – он грохнул кулаком по столу.

– Опять нажрался, – понимающе вздохнула мать.

– Почему сразу нажрался? Пива выпил с Филипповичем в буфете заводском.

– Пива? Там пивом не пахнет!

– Директор работает не только головой, но и печенью! Пиво без водки – деньги на ветер. Имею право! Я секретный космонавт! А они? Борща! Я не позволю! Ах, самарский макарон, виноватая я, виноватая я, ну а Мюллер – свинья, – запел отец.

– Вить, у тебя белочка! Какой ты космонавт?!

– Секретный! Мне может даже орден дадут!

– Секретный орден? – уточнил Пашка.

– Нет, орден не секретный, – мечтательно сказал отец, – перед всем Политбюро вручат.

– В дурке тебя вместе с Наполеоном положат. Галстук надел! Еще бы очки нацепил, падла!

В дверь деликатно постучали. Она приоткрылась, в прихожую заглянул наш сосед Колька Лобан, бывший тогда у отца шофером.

– Здравствуйте, Егоровна. Здравствуйте, хлопцы. Владимирыч, куда крышку девать?

– Какую еще крышку? – тихо спросила мать.

– Это… – потупился Лобан, – самое… того… этого… От гроба.

– Ка-ка-ка-ко-го г-г-г-роба? – начала заикаться мать.

– Ну, – Лобан смущенно мял кепку, – Владимирыч…

– Витя, – громко прошептала мать, – ты с покойника сапоги снял?

– Почему сразу снял? – отец обиженно отвернулся к окну. – Почему сразу с покойника?

– Так что с крышкой делать? – напомнил о себе сосед.

– Поставь на веранде, – решился отец.

– Не вздумай! – взревела мать. – Горбатые угодники!!! Совсем с ума посходили, падлы купоросные!!! Вить, у меня уже с вами обморочное состояние!

– А у меня прединфарктное! – парировал отец.

– А я что? – Колька втянул голову в плечи. – Владимирыч сказал.

– Своей головы у тебя нет? Если Владимирыч скажет с крыши прыгать, будешь прыгать?

– Ну, он же директор, надо прыгать.

– Я власть! – отец потряс кулаком. – Все прыгнете! Я им не позволю! Гробы, понимаешь, эти ставить! Вот! – показал в потолок дулю.

– Витя, ты меня саму скоро в гроб загонишь. Зачем тебе крышка?

– Младшой в ней будет спать, – подумав, объяснил отец. – Не так холодно, как на полу.

– Придурок ты, Витя! Дундук!

– Так я пойду? – напомнил о себе Лобан.

– Иди, Коля, и хорошо подумай над своим поведением, – мать чопорно поджала губы.

– А я что? – сосед попятился. – Владимирыч сказал, а я…

– Коля, уйди с глаз моих долой! Витя, а ты не думай, что легко отделаешься!

– Сама же говоришь, что если ниточку вокруг пальца можно обернуть, то ее выбрасывать нельзя.

– Так-то ниточка, а тут натуральный гроб.

– А степная трава пахнет порохом, – заголосил отец и, прихватив сапоги, ушел в спальню.

– А батю скоро в дурку заберут? – спросил Пашка.

– Вас всех троих туда заберут, у вас тоже с мозгами того, – мать покрутила пальцем у виска. – Вы тут все с приветом.

– А там хорошо кормят?

– Я откуда знаю? Что ты лезешь со своими дурацкими вопросами? Спроси у своего приятеля Моргуненка, у него папаша там лечится. Идите, крышку спрячьте, чтобы она глаза нормальным людям не мозолила.

– Куда? – спросил я.

– Куда угодно, лишь бы я об нее не спотыкалась.

Мы отнесли крышку на погреб и спрятали в зарослях малины.

– Один удар по голове, – вспомнил Пашка фразу отца и стукнул меня по голове, – второй по крышке гроба! – пнул крышку и дико захохотал.

– Потише ты, вся деревня слышит.

– Думаешь, в ней удобно спать?

– Не знаю, там же доски, – я пощупал крышку, – жестко.

– А если постелить тряпку?

– Правда хочешь в гробу спать?

– А что? Буду как Ленин.

– Попробуй.

Мы взяли украденную простыню, постелили под нее сена и Пашка, закрыв глаза, улегся в крышку, сложив на животе руки.

– Ну как я?

– Ну…

– А что это вы тут делаете? – из сада выбрался лучший Пашкин друг Шурик Моргуненок.

– Вот… – ответил я.

– Пашка помер? – Шурик схватился за висевшую на рубашке октябрятскую звездочку и попятился.

– Ну…

– Помер!!! – Шурик кинулся бежать.

– Хорошо пошутили, – брат открыл глаза. – Бате понравится.

– Наверно. А вот мамке нет.

Бегущий домой Моргуненок встретил жену Лобана – Нинку.

– Тетя Нина, Пашка Костромин помер!

– Давно пора, – пробурчала соседка. – От костромят одни беспокойства и шум. Когда, гоаворишь, похороны?

– Не знаю.

– Ладно, беги, порадуй мамку.

Лобаниха еще с Пеклихлебов была дружна с тетей Ниной Свечкиной. Она кинулась в дом, заказала межгород и скорбным голосом сообщила о смерти племянника. Свечкина позвонила нам. Мать взяла трубку.