Владимир Титов - Одна нога здесь… Книга вторая

Божесвят посеменил к столу, где сидел Заяц со знахарем, высокомерно не глядя по сторонам. Кривой чуть задержался подле малого чура Велеса, что осенял корчму, шепнув короткую молитовку, и сразу же посеменил за хозяином следом, словно привязанный на веревочке. Пока они шли, в своем углу приподнялся курильщик, приоткрыл оконце и, высунув туда голову, стал дымить наружу. Корчмарь, заметив это, даже порадовался: все меньше копоти в помещении будет, давно бы так! Потом кивнул собеседнику:

– Чурич, мне с человеком перемолвиться надо. Отлучусь ненадолго. – И крикнул, оборотясь назад: – Докука! Стойка на тебе! И пива поставь вон туда для дорогого гостя.

Знахарь встал из-за стола:

– Дак, пока вы тут разговариваете, пойду, пожалуй, по лесочку прогуляюсь. Косточки разомну маленько.

И вышел. Поручкавшись с обоими серыми мышами, корчмарь махнул рукой, приглашая их уединиться за дальним столом. Божесвят, предварительно смахнув со скамьи несуществующие крошки, осторожно присел половиной зада, Заяц с шумом плюхнулся напротив, Кривой же остался стоять позади спины хозяина, цепко присматривая за присутствующими. Если Заяц не ошибся, то особое внимание телохранителя привлекли четверо разбойников вместе с белоглазым. Корчмарь, чего греха таить, завсегда побаивался этого молчаливого убивца, но сейчас был рад ему как родному. Когда такой «умелец» рядом, то уж действительно никакой чёрт не страшен!

Тут подоспел Докука, выставив на стол запотевший кувшин самого лучшего пива (лучшего, потому как корчмарь использовал волшебное слово «дорогой гость»), миску со спинками воблы. Сноровисто протер кувшин от капель, расставил три вместительных кружки и незаметно удалился. Заяц вопросительно глянул на Божесвята и его охрану. Купец сострил жалостливую гримасу и сослался на хворую печень, Кривой только отрицательно покачал головой: на работе не потребляю. Заяц виновато развел руками и налил себе одному. Отхлебнув изрядный глоток, он довольно потер пухлые ладони:

– На ловца и зверь бежит! – И вкрадчиво продолжил, снизив голос: – Есть у меня нынче на продажу одна вещица редкая…

– Знаю! – буркнул, а точнее сказать, пискнул, Божесвят.

Заяц мигом потерял все своё благодушие. Очень уж не понравился ему уверенный тон дельца. А ведь не шутит, пройдоха!

– Откуда же знаешь? – выдохнул он, щуря глаз, чтобы казаться хитрее, чем есть.

– Сон вещий видел, – бесстрастно ответил Божесвят, спокойно выдержав взгляд корчмаря.

Заяц откинулся назад, сурово засопев носом. И ведь не поймешь по такому – врет или нет? Сон, значит? Вещий. Ну-ну… Но ведь, с другой стороны, вот он, проныра, сидит перед ним. Приехал, как будто и впрямь знал, что у него товар объявился.

Размышления Зайца прервал пинок в дверь, едва не высадивший её из косяка. В корчму вошел, а точнее, важно вплыл, словно большой корабль, ещё один торговец редкостями, древностями и краденым, извечный соперник Божесвята, весельчак и хохотун Семигор.

Сначала в дверном проеме, чуть не ставшим дверным проломом, показался нос корабля, в данном случае необъятное пузо Семигора, а потом уж и остальная часть посудины. С радостным громоподобным хохотом делец, дородный сверху и до низу, явил свой сияющий лик всему честному собранию. Здоровый, на голову выше отнюдь не маленького ростом Зайца, с гордо топорщащейся чёрной бородой самого злодейского виду, коротко стриженный под ежа. Одетый слишком крикливо, он смотрелся крайне странно в довольно скромной корчме. Золотые побрякушки висели везде, где только можно: три золотые серьги в ухе, золотые перстни с камнями едва ли не на всех пальцах, золотые зарукавья, что придерживают рукава щегольски вышитой золотом рубахи, широкий пояс с золотыми бляшками, причем широкий не для того, чтобы лучше обуздывать пузо, а для того, чтобы бляшек влезло побольше. На шее аж три цепочки, золотые, понятное дело, ворот скреплен золотой застежкой, подвеска с золотыми оберегами звякает на каждом шагу.

При всём своем богачестве, Семигор превосходно обходился без телохранителя, полагаясь на свою недюжинную силушку да на верную булаву, что торчала всем напоказ за поясом, сияя золотым оголовьем.

При его появлении, гомон в углу, где попивали разбойники, как-то неожиданно поутих, что Зайцу показалось подозрительным. Но особенно корчмарю не понравилось то хозяйское выражение, которым они окинули Семигора. Хотя, что это я? – тут же поправил себя Заяц, – Это ж разбойники. Они так, небось, на всякого богатея по привычке посматривают. Но, с другой стороны, с чего они точно также глянули и на Божесвята, который на богача вообще не похож?

По медвежьи протопав через всю корчму, отчего половицы прогибались и тихонько постанывали, Семигор плюхнулся на скамью ещё почище, чем до него это сделал Заяц. Дерево всхлипнуло, но выдержало. Семигор дружески пихнул корчмаря в плечо, попав как раз туда, где желтел синяк, поставленный не столь давно рыжими здоровяками, отчего пришло время всхлипывать уже Зайцу. Этим все приветствия и ограничились. А Божесвяту даже не кивнул, – заметил корчмарь. – Впрочем, понятно, как никак, соперники.

Дельцы хоть и враждовали меж собой, но сугубо по-деловому. До рукоприкладства у них никогда не доходило. Недаром тот же Кривой, призванный охранять покой своего хозяина, при появлении Семигора даже глазом не повел.

Семигор отхлебнул пива прямо из горлышка кувшина, утерся рукавом и хохотнул:

– Глядя на ваши унылые рожи, ясно, что сделка ещё не состоялась. А значит, я не опоздал! Ну, давай, рассказывай, что там у тебя нынче за удивительный такой товар, из-за которого мы мчались к тебе сломя головы.

«Ещё и этот!» – поразился Заяц. Но виду не подал. Деловой человек умеет, когда надо, изобразить радушие, будто родного брата, с которым семь лет в разлуке был, повстречал, а когда надо, будет хранить вежливую невозмутимость.

– Откуда узнал-то? – не выдержал Божесвят. Явление соперника ничего доброго ему не сулило. В лучшем случае придётся переплатить за товар вдвое-втрое, когда начнут тягаться, кто предложит наибольшую цену…

– Откуда? – переспросил Семигор, – О! Откуда…

Выставив вперед и вверх могучую лапу с короткими пальцами, он раскатисто изрек:

Делец просто обожал разговаривать загадками и полунамеками, редко выражаясь напрямки. Собеседник должен был помучаться, пытаясь уловить смысл сказанного. Заяц, привыкший к выходкам Семигора, сообразил, что о товаре тот узнал при помощи гадалки. А вот Божесвят, похоже, продолжал пребывать в легком недоумении. Устав тужить мозги над виршами, он изобразил на своем некрасивом лице кислое выражение, и лениво этак спросил: