Владимир Титов - Одна нога здесь… Книга вторая

– Ну и что там с товаром?

«Так я вам сразу и сказал! – мстительно подумал корчмарь. – Раз вы сами за товаром примчались, даже не зная, что он собой представляет, да при этом сразу оба, то теперь поторгуемся, потянем кота за мошну».

– Знакомо ли вам имя волхва Велеслава? – начал он издалека.

– Знакомо, знакомо! Дальше что? – заторопил его Божесвят.

Семигор ответил словами известного кудыкинского виршеплета Цветана, прославившегося собранием любовных виршей, озаглавленных «Ты целуй меня везде, я ведь взрослая уже». Слащавые бредни Цветана, дешевого пачкуна, Заяц просто ненавидел, и увешанный золотом острослов был, похоже, об этом прекрасно осведомлен. Порадовав присутствующих изгибом цветановой мысли, Семигор вернулся к человеческой речи:

– Имелся некогда в старые годы такой не шибко известный волхв. В Зибунях, вроде бы, обитал. И что с ним?

«Вот что значит – столичное образование! – с завистью вздохнул Заяц. – Я о таком волхве прежде и слыхом не слыхивал. А они знают, хоть он и мало известный».

– Надеюсь, ты не приготовил для нас бубен этого волхва. Их и так уже на руках у народа имеется целых сорок три штуки, и никто не знает, где подлинный! – скучным голосом присовокупил Божесвят.

Заяц не моргнув и глазом, продолжил изводить их:

– А не оставил ли он после себя каких-нибудь сочинений, книг там?

– вновь выдал Семигор сочинение Цветана, будь он трижды неладен.

– Это ваш, с позволения сказать, волхв, только и делал, что постоянно и всюду что-то писал, словно у него зудело в одном месте, – буркнул Божесвят. – Ты, вообще, чего ходишь вокруг да около, загадками говоришь? У Семигора дурацких привычек нахватался, да?!

Зайцу его ворчливость показалась сильно уж наигранной. Вон и искорка в глазах сверкнула. Скрывает любопытство, чертяка! Небось, у самого в одном месте как раз и свербит, да только виду не кажет. Ладно уж, пожалуй, можно переходить к главному:

– И сколько, скажем, сейчас может стоить его книга?

Вопрос вызвал смешки у обоих воротил.

– Этого Велеслава до сих пор переписывают и переиздают. Так что сейчас цена – такая же, как и на любые другие книги. Хотя, если у тебя оказался достаточно древний список какой-нибудь из его книг, то… – известил Семигор, забыв украсить речь очередной «премудростью» из сочинений Цветана.

– Я говорю про книгу, написанную самим волхвом. – Подпустив таинственности в голос, молвил корчмарь и, выдержав паузу, добавил, – Собственноручно.

Ему ответили два голоса одновременно, рыкающий хрип и тонкий возмущенный писк:

– Таких книг не существует! Не сохранилось!

– Чем докажешь, что собственноручно?

Оба дельца возбужденно дышали, словно пробежали пару кругов вокруг корчмы, глаза алчно горят, как у охотников, напавших на след долгожданной добычи. Огонек этот грел Зайцу душу, ибо сулил прибыток. Поверили, черти! Ещё как поверили! – усмехнулся он. А почему бы им не поверить, разве ж Заяц хоть раз подсунул им негодящий товар? Корчмарь подбоченился, и начал перечислять:

– Во-первых, по закону вероятности больших чисел, – он подпустил учёного тумана, – хоть одна книга да должна была бы сохраниться. Так почему бы ей не оказаться нынче у меня? Ведь если вы о ней до сего дня не слышали, это не означает, что её не существует. А во-вторых, думаю, способы проверить, Велеслава ли это почерк, наверняка существуют. Семигор может поручит это, например, своей гадалке. В третьих, как знать, возможно мне следует отнестись к вашим подозрениям с обидой, и попросту снять вещь с торгов…

Купцы замотали головами: ни в коем разе! Дав дельцам осознать сказанное, Заяц сдал, наконец, главное:

– Называется книга «Зазибуньские тайнословия».

Оба купца согласно покивали головами:

– А, эти его безумные пророчества!

Ага! – порадовался корчмарь, вспомнив, как старик вслух читал какой-то отрывок из книги. – Значит, я тогда не ошибся.

– Ну, давай, показывай, – словно с неохотцей протянул Семигор, и даже, чтобы показать, насколько ему безразличен зайцев товар, широко зевнул, живо напомнив Докуку. Хотя нет, до Докуки ему было, все ж таки, далековато. Вот уж кто зевает, так зевает! Голову в его пасть можно просунуть во время зевка!

– Во, во, во! Показал бы, а то наговорил тут с три короба, расхвалил товар, а книга-то, может, и яйца выеденного не стоит! – подхватил Божесвят, стараясь унять жадную дрожь в руках.

– А я как раз о цене и хотел поговорить! – кивнул Заяц, да так кивнул, что хвост его волос замотался во все стороны. – Товар-то принести не долго, но, если мне ваши цены не поглянутся, так чего зазря ценную вещь туда-сюда таскать, лишний раз теребить!

– Ну, мы же должны товар осмотреть, Заяц! Кто ж мешка в коте… То бишь, кота в мешке покупает?! От толщины книги многое зависит, от сохранности. Переплет, опять же, обложка, оклад, заставки есть или нет… – перебивая друг друга загомонили Божесвят с Семигором, вскочив на ноги.

Один только Кривой сохранял спокойствие. Хозяйские дела его не то чтобы не занимали, но… у каждого своя работа. У хозяина – чтобы мошна была полна, а у Кривого – чтобы эта мошна висела на хозяйском поясе, а не у какого-то подорожного шалыгана, а хозяйская голова сохранялась бы на плечах в целости…

– Я вам, что, дитё малое? – с напускной обидой прогудел Заяц. – Какая там сохранность, причем тут переплет, когда о такой книге говорим?! Ладно, вижу я, что вы нонче не по-деловому настроены. Давайте вдругорядь соберемся и обсудим. Да и я к тому времени, глядишь, и справки наведу у знающих людей, чтобы хоть примерно цену товара знать.

– Двести пятьдесят золотых гривен! – первым выдал Семигор. И тут же добавил: – Могу дать больше. Но попозже…

– Даю триста. Сразу! – перебил Божесвят, бросив мстительный взгляд в сторону соперника.

– Триста пятьдесят! – скрипнув зубами, ответил тот. Золотые серьги в его ухе возмущенно закачались.

– Тогда четыреста! – по-птичьи дернув головой, пискнул низкорослый купец.

– Четыреста тридцать! Четыреста тридцать даю, Заяц!

– Я думал, речь идет о редчайшей книге?! – деланно удивился корчмарь, слушая торги с замиранием сердца.

– Семьсот! – немедля ответил Божесвят, и даже сделал вид, что полез развязывать тесемки на туго набитой мошне.

– — Восемьсот! – смирившись с резким повышением цен, рявкнул взмокший Семигор, гордо выпячивая живот.

Заяц не упустил случая, и начал сравнивать животы, свой и семигоров, после чего выдохнул с явным облегчением. Он-то считал себя толстым, а на деле, ничего особенного, просто мужчина в теле и полном расцвете сил, а толстяк – вот он! Занятый измерением животов на глаз, корчмарь не заметил, как торги перевалили за две с половиной тысячи гривен. Поглядывая на снисходительную улыбку Зайца, которая, на самом деле была вызвана тем, что его живот прошел испытание с честью, дельцы остервенело взвинчивали цену.