Владимир Титов - Одна нога здесь… Книга вторая

На шум из своей каморы выскочил заспанный Белята. Глянув с поверха вниз, он мигом оценил обстановку, и тут же понесся по лестнице вниз, на ходу крикнув через плечо:

– Вербан, давай сюда! Наших бьют!

Зайцу, отпихивающемуся от чьей-то рожи, это польстило: ага, наши, значит! О как! Не успел Белята ещё как следует дать волю рукам, когда Вербан сиганул к ним вниз прямо с поверха, свалив по пути какого-то ухаря, что подбирался к мечущемуся под столами Божесвяту. В отличие от Беляты, молотящего кулаками направо и налево с бесшабашной веселостью, усач бил скупыми короткими ударами с мрачной сосредоточенностью. Это даже и хорошо, что они такие мордовороты! – радовался корчмарь, глядя на слаженную работу рыжих. – Теперь семеро против одиннадцати. Выдюжим!

– Типун! – крикнул кто-то из молодчиков. – Уходить надо. Не ровён час, покрошат нас тута!

– Хрена! – отозвался тот, что первым дал клич к нападению. – Лысак сказывал, что такой навар, может, только раз в жизни и обломится. Не уйдем, покудова своего не ухватим!

Расчистив пространство возле себя, усач Вербан очутился рядом с Зайцем и, не переставая обмениваться оплеухами сразу с двумя противниками, начал спрашивать в перерывах между ударами:

– Не похоже… На обычную драку по пьяни… Все, смотрю, при оружии… Что за люди?

– А бес их разберет! – противник Зайцу достался настырный, да и трудно драться с голыми руками, когда на тебя прет детина с кистенем. – Ко мне тут торговые люди приехали с немалыми гривнами. А эти вот, похоже, их ждали…

Договорить корчмарь не успел, его прервал истошный крик, с которым вдруг ожил налетчик, оглушенный Кривым в самом начале драки. Он дождался, когда обидчик окажется на расстоянии вытянутой руки и, улучив мгновение, рубанул ножом ему по ноге. А когда Кривой упал, обливаясь кровью, кинулся к нему и несколькими ударами добил. «Рыжегородский мясник» затих, уставившись незрячими глазами на чур Велеса, что находился сейчас прямо над ним. Налетчик поднялся, вытер лезвие о распростертое у его ног тело, и присоединился к своему сотоварищу, что отбивался от Беляты.

Увидев расправу над Кривым, Заяц матерно выругался дрогнувшим голосом. И ведь посожалеть о нем некогда, того и гляди сами окажемся на его месте. Помимо этих грустных раздумий, корчмаря беспокоило некое смутное чувство. Быстро оглядевшись, насколько позволяли удары противника, он обнаружил, что в корчме кое-кого не хватает.

– Белоглазого нет! – крикнул он на ухо Вербану, словно тот был глухим.

– Кого? – не понял тот.

– Ну, щуплого такого. Он к вашему деду тогда словно ненароком заглянул, сказал, что каморой ошибся, а я точно знаю, что с худым умыслом шел. Нож у него был в руке. А вот сейчас я его не вижу нигде…

Пока Заяц сказывал, усач тоже успел оглядеться, и не найдя нигде белоглазого, смертельно побледнел. Не слушая больше корчмаря, он вдруг рывком подпрыгнул и в прыжке ударил ногами обоих своих неприятелей, а потом стрелой помчался наверх, по пути сшибив и того хмыря, что все это время досаждал Зайцу своим кистенем.

Получив неожиданную свободу, корчмарь не стал медлить. Он стремглав побежал к стойке, пока разбросанные Вербаном налетчики не успели очухаться. Значение имели буквально считанные мгновения. Большую часть спрятанного тут и там оружия и ловушек сейчас никак нельзя было использовать, из опасения зацепить своих. Но один из валяющихся сейчас разбойников упал так удачно, что… Да где же эта треклятая половица? Есть, вот она, родненькая! Давай, пошла!

Здоровяк с мечом, которого угораздило стать жертвой зайцевского хитроумия, уже начал приподниматься, когда пол под его ногами вдруг провалился, и он, тихо ойкнув, исчез в темноте погреба. Меч, оставшийся без хозяина, сиротливо брякнулся об пол. Заяц так порадовался удаче, что не обратил внимание на пугающую странность. Вместо хряска тяжёлого тела об землю – там, как никак, три сажени вглубь – из ямы донеслось чавканье, будто неряха-великан, у которого рот в сажень шириной, хлебал с ложки кисель.

На втором поверхе раздался шум, крики, отборная ругань Вербана, что-то упало, с треском сломавшись. А потом показался и он сам, неся старика на руках.

– Удрал в окошко, скотина, да ещё руку мне прокусить умудрился! – прогремел усач, спускаясь полегоньку вниз. – Я забегаю, а он там на деда с каким-то ножиком чудн ы м наседает. Хорошо старик очнулся и палкой своей укорот ему дал, насколько силенок хватило, а то бы порезали его по-тихому, и всё. И… Э-э, а чего у вас тут за хрень творится?

И так странно прозвучал его громовой голос, что все, кто только что сражались не на жизнь, а только на смерть, остановились, глянуть на Вербана.

– Вы чего, ослепли, что ли? – заорал он, бегом припустив с лестницы. – Не на меня смотрите, по сторонам лучше гляньте, дурни!

А посмотреть было на что! Бревенчатые стены словно заволоклись сизой дымкой, теряя свои очертания, каждое бревнышко подрагивало, меняясь на глазах в цвете, размере и виде. Это не сразу бросалось в глаза, но если уж заметишь, то разглядишь тотчас все подробности того, как привычное плавно перетекает в нечто другое, непонятное ни разуму, ни уж тем паче зрению. Лубки на стенах сочились ядовито-зеленым плевком. Из погреба уже не просто смачно почавкивало, а во всю урчало, сглатывало и пузырилось, будто там завелась каких-то немалых размеров тварь.

Да и со столами тоже творилось что-то неладное. То один, то другой вздрагивал норовистым конём. Краем глаза корчмарь уже примечал это и раньше, но тогда он подумал на Божесвята, что метался под столами, спасаясь от драки. Но Божесвят-то один, а столы, вона, через один дрожат, словно от холода. Тут и сам Божесвят выскочил на белый свет, перепачканный, собравший всю паутину, которую не успела найти Стенька. Он верещал, размахивая кистью:

– Всю руку мне отдавила, гадина такая! Заяц, что у тебя за столы такие бешеные?!

Но было уже не до него. Все, и налетчики, и оборонявшиеся, растерянно поводили головами, озирая все новые страшные изменения. Стойка, за которой пребывал Заяц, начала оплывать, подобно жировой свече, тонкий поблескивающий ручеек от нее уже стекал в распахнутый люк, а оттуда доносилось радостное причмокивание. Корчмарь шарахнулся от стойки, словно от зачумленной живности. Пол под ногами дрогнул раз, другой. Третий скачок досок чуть не опрокинул всех. Люди, старясь устоять на ногах, хватались за всё подряд, даже друг за друга – только что рубились насмерть, и вот уже ищут поддержки, чуть ли не обнимаются. Кто-то схватился за стену, и тут же с проклятьем отдернул руку назад: жжется, зараза! Те, что схватились за столы, отлетели назад, как от здорового пинка, потому что столы заходили ходуном, затопали ногами, как бараны! Сметливый налетчик, что прежде безуспешно пытался уговорить Типуна убраться отсюда поскорее, снова явил себя: