Владимир Титов - Одна нога здесь… Книга вторая

– Всё, Заяц, всё! Я больше не могу! – взмолился Семигор, утирая свой серебристый ежик волос, – Вот ей тебе Велес, это хорошая цена! Три тысячи! За больше мне уже и смысла нет её покупать!

– Согласен! – утирая обоими рукавами взмокший лоб, буркнул Божесвят. – В пределах пары сотен, конечно, ещё поторговаться можно, но вряд ли больше.

Потрясенный Заяц слушал их, лишь величайшим усилием воли заставляя свой рот оставаться захлопнутым, хотя челюсть так и норовила отпасть. О таком богатстве он и помыслить не мог. Вот так книга, едрёна вошь!

– Я… я должен подумать! – заявил он, причем голос корчмаря предательским образом едва не сорвался на писк. Сердце требовательно рвалось наружу.

– Заяц! За большую цену ты её продать не сможешь. Никому! Даже и не думай! – предупредил его Семигор, решивший, что правильно истолковал колебания корчмаря.

– Ты и впрямь, того, это, не юли! – пискнул Божесвят, напрасно пытаясь придать суровое выражение своему невзрачному личику. Он хмурил реденькие брови и тужился щеками, так что со стороны больше всего напоминал обиженного мыша, у которого какие-то мерзавцы украли весь годовой запас крупы. – Не юли, понимаешь! Мы тут гривнами сорим, как клён листьями по осени, а он кочевряжится!

– Хорошо, хорошо. Не зудите вы. Сейчас книгу принесу! – молвил Заяц, хотя так пока ещё и не решил, кому из двоих покупателей продаст книгу. И вообще, продаст ли. Спору нет, три тысячи гривен, это такие средства, батеньки мои, что за них дом родной продашь с превеликим удовольствием! Столько Зайцу удалось бы скопить лет через пятьдесят, и это в том случае, если бы он совершенно перестал тратить их на еду.

Вот только отдавать книгу отчего-то не хотелось. Хоть Заяц и заглянул в неё лишь краешком глаза, загадочные речения древнего волхва запали ему в душу. Они сулили что-то новое, неведомое, пугающее, но ужасно завлекательное.

А другая половина рассудка уже прикидывала, на что можно потратить вырученные гривны, что следует купить в первую очередь, куда средства вложить с большей выгодой.

Однако его мечтаниям не суждено было сбыться, ибо дальше события замельтешили, словно спицы в колесе, мчащемся с самой крутой горы.

Дверь в корчму распахнулась от мощного пинка, одна из петель явно грозила сорваться. «Второй раз за день! – рассвирепел Заяц, грозно поднимаясь из-за стола. – Что ж за наглость такая?! Ладно Семигор, голова дубовая, но это-то что за пень с горы?»

В корчму неспешно зашел крепко сложенный человек, в кожаных портах и кожаной же рубахе без рукавов. Высокие голенища сапог украшены клёпками белого металла, на поясе широкий нож, а в руках сама собой поигрывает дубинка, утыканная кривыми гвоздями. В свете закатного солнца, что ещё посвечивало в оконца корчмы, на миг показалось, что гвозди окровавлены. Круглая голова его была выбрита наголо, почти до ослепительной белизны. А когда он радостно ощерился, стало видно, что двух передних зубов не хватает, а оставшиеся ловко пережевывают смоляную жвачку. Тонкая полоска усов ходила вверх-вниз в такт челюсти. Узрев этот волчий оскал, смутно показавшийся знакомым, Заяц понял: вот она – беда! Пришла…

Чуть постояв на входе, поигрывая мышцами, бритый осмотрелся и шагнул прямо к разбойникам, что сидели в своем излюбленном углу. Следом за ним вбежало семь, – а нет, вот ещё один, – восемь человек. По большей части все молодые, с сытыми нагловатыми рожами. Здоровые, но несколько меньше своего главаря и одеты более привычно: рубахи навыпуск, холщовые порты и легкая кожаная обутка. Двое выбриты, как и их главарь, но остальные вполне при волосах, а у одного даже столь длинные, что он заплел их в три косы. И все при оружии: дубинами, булавами, ножами и даже мечами. Заяц при виде их совсем похолодел. За двадцать лет случалось, конечно, разное, и все всегда удавалось уладить миром. Но как справиться с такой ватагой? Бедой запахло совсем отчетливо…

Молодчики расположились подле входа, о чем-то негромко, но глумливо переговариваясь меж собой. Бритый поручкался с курильщиком, а остальных поприветствовал небрежным кивком, после чего, обронил короткое и требовательное:

– Ну?

Как оказалось, когда он разговаривал, глаза у него презрительно щурились, словно ему было заранее наплевать и на ответ собеседника, и на него самого. Курильщик пыхнул уголком рта, и ответил, не вынимая самокрутки:

– Вон тот толстяк, вырядившийся щеголем и мелкий такой мужичонка напротив него. Как ты и говорил – набиты гривнами, тряхни – так и зазвенят!

«Налётчики! – понял корчмарь, пополнив в придачу свою копилку странностей, которую собирал последние несколько дней. – Как так получается, что разбойники ожидали появления купцов, если дед с книгой появился в корчме позже их самих, а уж за этой книгой ещё позже и прибыли Божесвят с Семигором?! Или их главарю тоже был вещий сон? И ведь как верно время подгадали – посетителей почти нет, никто не помешает…»

Корчма опустела ещё не до конца, но в это время суток новых посетителей ожидать не приходилось. Помимо Зайца с гостями, и известных уже постояльцев, за двумя столиками сидели ещё трое: немолодой селянин с сыном или батраком – мальчонкой лет восьми, да купчик средних лет, с умным и самолюбивым выражением лица, тут же при появлении мордоворотов сменившемся на тревожно-плаксивое. Весь только что буквально лучился от осознания того, как здорово быть богатым, и какие вокруг все смерды, и вот, гляди-ка, вдруг понял, что иногда от богатства бывают и неприятности. В преддверии заварушки, все трое, побросав на столах недоеденное и недопитое, попытались проскочить к выходу, но зашедший последним молодчик, со шрамом над левой бровью и бледный как смерть, так и застыл в дверях, перекрыв путь. Селянин кашлянул, и заговорил с опаской, не отрывая глаз от пола, обращаясь сразу ко всем:

– Я ваших дел не знаю, и ничего не видел. Нам бы с Барашкой дальше поехать, а?

Мальчишка шмыгнул носом как можно жалостливей, а купчик немедля пристроился позади селянина, надеясь проскочить, если тому удастся разжалобить лихой народ. Бритый главарь кивнул:

– Пусть идут.

Селянин споро ухватил мальца за плечо и бочком-бочком протиснулся среди мордоворотов. Барашка затравленно озирался на страшные рожи, нависавшие над ним. А одна из рож вдруг криво оскалилась и сказала: «Бу!», ткнув его пальцем в ребра. Малец испуганно ойкнул и зарылся носом в рубаху своего провожатого. Рожа радостно оскалилась и пояснила остальным:

– Га! Ребяты, а у меня дома братишка такой же подрастает!

Купчика, деловито трусившего следом за Барашкой, попридержали за воротник. Он затрепыхался как рыба на берегу, глаза вылезли из орбит, а рот перекосился от испуга.