Владимир Титов - Одна нога здесь… Книга вторая

– А рыжие? – спросил Заяц.

Рыжие, как оказалось, спускались перекусить ещё в самую рань, а потом снова ушли наверх, и с той поры то один, то другой через раз выглядывают в горницу, посмотрят по сторонам, и сразу назад. Заяц нахмурил брови: вот как? Это было странно. Более чем странно! Если они уже уладили свои дела со стариком, то чего же они до сих пор отсиживались здесь? Может тогда деда не они уговорили ?

– А щуплый такой, который последним прибыл, он чего?

Докука почесал свой преизрядно выпирающий живот, приоткрыл один глаз, что означало немалую степень удивления, и поведал, опять же, на удивление многословно:

– Два раза появлялся. К завтраку подсел к постояльцам из первой каморы. О чем говорили – про то не знаю, но, судя по всему, те приняли его тепло. А потом ещё раз спускался, как раз не задолго до твоего прихода.

Стало быть, и не белоглазый. Иначе бы его и дух уже простыл. Тогда ж кто порешил старика? Кто?

– А хрен его знает! – пожал плечами Докука, – А чего, его и впрямь убили?

Как оказалось, волнующий его вопрос Заяц произнес вслух, причем достаточно громко. Сидевшая в своем излюбленном углу четверка из первой каморы насторожено заозиралась, купец подавился ножкой гуся, сыновья-помощники дружно застучали ему по спине, а горшечники скоренько доели и поспешили прочь. Пришла очередь корчмаря жать плечами:

– А хрен его знает! Но ведь до сих пор из каморы не вышел.

– Может, спит? – нет, положительно, сегодня Докука был не просто разговорчив, а таков, как будто напал на него поистине неудержимый приступ болтливости.

– Столько живые люди не спят! – сказал, как отрезал, Заяц.

– Так может прихворнул? Я читал что есть такая болезнь – «ханьская лихорадка». Человек от нее желтеет, ссыхается, и все время дрыхнет, пока не превратится в мощи!

– Пойти, глянуть, что ли? – с сомнением в голосе, произнес корчмарь.

Докука одобрил его решение широким зевком:

– Дело говоришь! Ты сходи, глянь, а мне уже скоро собираться в Опятичи. Надо колесо у телеги посмотреть, как бы не полетело в дороге.

И ушел. Слушая, как он ругает на дворе растяпу-Стеньку, Заяц напряженно размышлял над нелепым устройством мира, где помощник может указывать своему непосредственному начальству, что тому делать.

И впрямь, схожу, пожалуй, – решил корчмарь, хотя всей душой не хотел этого. Чего он там увидит, и так понятно – следы насильственной смерти, а уж какой, так то без разницы. Но ведь все равно идти придётся: чей постоялый двор – тому и тело убирать… Жаль старика, хоть он и одноногий!

Заяц трижды подышал особым способом, который он вычитал в старинной книжице, под диковинным названием «Спать у Реки Жизни». Способ должен был дать Зайцу неземное спокойствие перед лицом грядущих потрясений. Так, по крайней мере, обещала книжица. На всякий случай, подышав ещё несколько раз, он поднялся по поскрипывающей лестнице наверх и остановился перед дверью второй каморы. Про запасной ключ, лежащий где-то возле стойки, он сейчас даже не вспомнил, задумавшись над выбором: постучаться или ломать с разбегу. Стучаться, право слово, было глупо, учитывая то, что жилец каморы должно быть уже и не жилец вовсе. А ломать дверь, во первых, жалко, во вторых – больно, в третьих – а вдруг там есть кто живой?

Попытки заглянуть под дверь и в замочную скважину ни к чему не привели. Обзору мешало совершенно всё. В первую очередь широкие Зайцевы щеки, борода, застревающая везде и всюду, да ещё нос упирался в дверные доски. А когда корчмарь елозил по полу, то едва не занозил заголившееся пузо. Вынутый из-за пояса нож, – ну, небольшой такой ножичек, хозяйственный, – нисколечко не помог, хотя корчмарь и старался им ковырнуть в проеме двери. Ну, знаете ли! – в конце концов разозлился Заяц и стукнул кулаком по преграде. Дверь, открывавшаяся наружу, неожиданно приотворилась. Старик, оказывается, – вот простая душа, деревенщина, – даже и не подумал запереться на ночь. Из каморы послышался слабый стон…

Заяц обомлел. Пока дверь казалась запертой, он был готов приложить все усилия, чтобы попасть внутрь, но вот сейчас, когда путь был свободен, неизвестность пугала его. Сейчас самый полдень, я здесь не один и нахожусь при этом в своей собственной корчме, где знаю всё как свои пять пальцев, – перечислил Заяц причины, по которым ему не имело смысла чего-либо бояться. Потом ещё несколько успокоительных дыханий из книжицы «Спать у Реки Жизни» и смелости прибавилось ровно на столько, чтобы растворить дверь пошире.

Старик лежал, разметавшись на постели, до самой шеи прикрытый белым полотнищем, и от этого изрядно смахивая на усопшего. Нос болезненно заострился, глаза словно запали вглубь, а кожа выглядела серой. Он часто дышал, постанывая и что-то то и дело порываясь сказать. Губы деда шевелились, но с того места, где стоял Заяц, не было слышно ни звука. Первое чувство, что испытал корчмарь, было облегчение: старик всё ж таки жив! Стало быть, хлопоты с выносом тела и всей прочей морокой, откладывались. Уже хорошо! Но сразу после этого Заяц спохватился – что же это выходит, неужто и впрямь захворал старый?! Ну, это, знаете ли… Не хватало ему ещё в корчме заразных держать! Нет, он, конечно, готов отнестись с пониманием, но делу его от таких постояльцев только вред один. Кто ж захочет рядом с больным ночевать и столоваться? Как только кто из постояльцев прознает о том, так тотчас же снимутся с места. Ну, рыжие и белоглазый, может, и останутся, а вот четверка разбойников, так те точно уберутся подальше. Терять такой прибыток, да в придачу приобретать дурную славу, Заяц был сегодня совершенно не настроен. С решительным видом он, так и не убрав ножа, зашел в камору, сам ещё толком не зная, что и как будет делать, хотя в целом задача была предельно ясна: выселить старика из корчмы, желательно по-хорошему.

На столике возле стены валялась сумка старика, из которой торчал краешек той самой книги, с какими-то безумными то ли предсказаниями, то ли просто виршами. Мигом забыв о своих полувоинственных намерениях, Заяц алчно трясущимися руками вытащил её и потянул носом аромат старинной бересты. Да нет, не бересты даже, а золота! Полновесных червонцев! Старинная, ети её мать! Бережно отворив обложку, корчмарь прочитал полустершееся название, которое ему ничего не сказало, кроме разве того, что книга все же содержала в себе пророчества: «Зазибуньские тайнословия» . Зибуня, значит? Ага! И гривны у всех вчераприбывших как раз оттуда, из Зибуней… Ну, ну!

Ниже была сделана совсем уж слепая приписка тем же почерком, но Заяц не пожалел зрения, и, сильно сощурившись, все же умудрился прочитать: «Се писано волхвом Велеславом, Велеса Вещего ради» Хм, прелюбопытно, сколько можно заломить у, скажем, Божесвята за редкую (а тут и гадать не надо, сразу видно, что редкая) и при этом изрядно древнюю книгу? Ладно, потом разберемся. Попозже…