Влад Костромин - Гнездовье котов

– Слышь, дай сигарету, – ломающимся баском сказал он.

– Извините, я не курю, – попытался обойти его.

– Сигарету, говорю, дай! – схватил меня за руки.

– Не курю я!

– Мне обезболивающее надо! Денег дай!

– Нет у меня, отпустите! – я рванулся, вырывая руки.

– Вот ты как? – даже будто удивился.

Потом тяжелый кулак врезался в мое лицо. Я пошатнулся, но устоял и, встав в стойку, закрылся.

– Вот как? – он оскалился, повел плечами, и снова широко махнул рукой.

Я отбил и в свою очередь попытался пробить двоечку, но тело было будто ватное и не слушалось. Удары вышли слабыми и медленными. Он легко уклонился и ударил ногой под колено. Ногу словно сломалась, я упал вбок, расплескивая пыль.

– Так тебе, падла приезжая! – сплюнул на меня, вытер с носа кровь. – У нас тут так не ходят. Понял? – присев, он вытер о мою рубашку испачканную в крови руку.

Я молчал, пытаясь встать.

– Мобилка есть?

– Нет у меня мобилки, пусти!

– Брешешь, – ловко прощупал мои карманы. – Правда, нет, – вздохнул разочарованно. – И обувка маленькая, взять нечего. Ладно, будешь меня помнить. Васек меня зовут, – встал и сделал шаг назад. – Это для лучшей памяти!

Последнее, что я видел, была летящая в голову нога в стоптанном кроссовке. Очнулся где-то через час, встал из горячей пыли. Сумка с хлебом исчезла, одежда была безнадежно испачкана, рукав рубашки оторван. Приплелся домой.

– Господи, что с тобой?! – всплеснула руками бабушка.

– Упал, – пряча глаза, сказал я.

– Горе луковое! Где же ты так упал?

– Бежал, споткнулся, упал, ударился головой, – монотонно перечислил я, – очнулся, пошел домой.

– А хлеб где?

– Кто-то сумку украл…

– Вот же народ! Раньше такого не было, чтобы у лежащего без сознания что-то украсть. Это все дачники, понаехали тут. Ладно, будем без хлеба. Ты одежу-то сними, я постираю.

– Вера Сергеевна, давайте я еще раз схожу.

– Не надо, я сама завтра схожу.

– Что делается-то, – вздыхала за ужином бабушка.

– Что случилось, Вера Сергеевна?

– Пенсионный возраст повышают, Витя. Беда пришла, откуда не ждали.

– Вы же уже на пенсии? – не понял я.

– Я-то пожила свое, мне хватит, а вот родители твои бедолаги.

– Они долго проживут, – без особой уверенности сказал я.

– Дед твой, муж мой, Владимир Евгеньевич, земля ему пухом, в пятьдесят восемь лет преставился, а не пил и не курил и все время на свежем воздухе работал.

– Да-а-а… – протянул, не зная, что сказать.

– Ну да ладно, – отерла слезу, – от нас это не зависит, ничего изменить нельзя. Знать, прогневали Бога игрищами бесовскими, теперь ответ всем держать.

Назавтра я повстречал его снова, когда пошел нарвать травы для кроликов. С ним были еще двое, пониже.

– О, пацаны, – обрадовался Васек, – смотрите, городской топает.

Троица двинулась ко мне.

– Что вам надо? – я отступил, чтобы забор прикрыл спину.

– Ничего, – заржал белобрысый крепыш.

– Что ты с ним трепешься, Леха? – недовольно спросил Васек. – Не о чем с ним разговаривать. Ты деньги принес? – его взгляд уколол меня.

– Какие деньги? – удивился я.

– Как какие? Какие вчера не дал. Придуривается, – дурашливо посмотрел на приятелей, – не хочет по-хорошему.

– Сейчас, – третий, самый мелкий, до сих пор молчавший, шагнул ко мне и размашисто замахнулся правой, – я его научу уважать.

Я нырнул под удар и пробил апперкот в подбородок. Он отшатнулся и отскочил.

– Егор, ты чего? – спросил Леха. – Ты как это? Он ударил Егора?! – неверяще посмотрел на Васька.

– Сейчас, – Васек вскинул сжатые кулаки и шагнул вперед, – сейчас ты получишь, москвич! – ударил лоу-кик, словно топором по ноге рубанул.

Бедро расслабилось и я упал.

– Это тебе не бокс сопливый! – врезал ногой в живот, заставив свернуться в комок. – Мочи его, пацаны!

На меня посыпались удары ногами, не столько сильные, сколько обидные.

– Вы что делаете, паразиты? – послушался женский голос.

– А что? – спросил Васек.

– Вы зачем мальчика бьете?

– Наше дело, идите куда шли.

– Ты как со старшими разговариваешь? А ну отошли, шпана!

Они неохотно отошли, злобно глядя на меня. Молодая женщина помогла мне подняться.

– За что они тебя?

– Не знаю, я просто шел.

– Вы за что его? – снова посмотрела на моих обидчиков.

– Не твое дело, дачница, – Васек достал из кармана сигарету и зажигалку и нагло закурил. – Вали отсюда.

– Я участковому скажу!

– Скажи, а мы твою дачу сожжём, – скорчил рожу Леха. – И нам ничего не будет, мы несовершеннолетние. Поняла, корова?

– Да я тебя! – женщина шагнула к нахалам.

– Попробуй, – Васек щелкнул лезвием ножа-выкидухи.

Женщина попятилась.

– Вали отсюда, пока мы тебя не трахнули, – Леха показал неприличный жест.

– Шалава городская, – выдал Егор, – понаехали тут, пройти не дают.

Женщина взяла меня за плечо и молча повела по улице. Вслед нам летели насмешки и комья земли.

– Им правда ничего участковый не сделает, – виновато сказала женщина, старательно отводя взгляд. – Тут все местные, друг другу родня и половина сидевших. А мы чужие, нас не любят. Ты держись от них подальше.

– Спасибо, что помогли.

– Да не за что.

С тех пор я гулял один, стараясь не попадаться никому на глаза. Забрел к кирпичной ферме, где, окруженные джунглями из огромной лебеды, отражали солнце ласковые желтые лужи. Бродил по ним босиком, представляя, что иду вместе с Элли и Тотошкой по дороге из желтого кирпича в Изумрудный город, и на пути меня ждут встречи с настоящими друзьями: Страшилой мудрым, Железным дровосеком и Храбрым львом. Детство конечно, но так хотелось иметь друзей.

Деревенские ребята сюда не ходили, и я чувствовал себя спокойно. До того дня. Сегодня я представлял себя Эндимионом, неспешно ведущим баржу в задумчивых желтых водах Кэнса.

– Гля, Васек, – послышался ненавистный голос из густых зарослей лебеды, – чухлома лазит.

– Во чувырла городская, – над лебедой поднялась вихрастая голова Васьки – главного моего обидчика, – в ссули залез.

– Ничего это не ссули! – закричал я, рванувшись им навстречу.

– Еще и спорит, чорт, – Васек, Егор и Леха, гогоча, стояли на берегу лужи, – это коровы нассали.

– Сами вы нассали!..

Получив от Васьки сильный удар ногой в живот, согнулся.

– Пей, город! – ударом в коленку сбоку он свалил меня в лужу. – Это тебе не «Кока-Кола», москвич проклятый! – резиновый сапог опустился на голову, заталкивая в мочу.

Я колотил руками, захлебывался.

– Пей! – гулко неслось сверху.

Перед глазами потемнело, а затем возник желтый свет, будто в конце тоннеля. Я рванулся навстречу свету и замер. На меня смотрел худой мужчина в сером плаще с капюшоном. Глаза его были цвета расплавленного золота я ни разу не видел расплавленное золото, но именно такое сравнение пришло мне в голову в тот момент.