Георгий Огарёв - 1000 притч

Искандер был заворожен. Все происходящее было для него настоящим откровением. Он тепло поблагодарил старика.

Инь Чжункань был правителем области Цзинчжоу, когда из-за разлива вод там случился неурожай. Тогда Инь Чжункань стал есть на обед всего пять маленьких чашек риса, отказывался от любых закусок и приправ. Если же из чашки на циновку падала хотя бы крупинка риса, он и ее подбирал.

Так правитель наставлял всех в бережливости, следуя врожденной своей простоте и смирению.

– Не думайте, что став правителем этой области, я изменю своим привычкам. Знатному подобает быть скромным. Не к лицу достойному мужу, вскарабкавшись на сучок, забывать про корни!

Однажды, когда Конфуций со своими учениками странствовал по Китаю, в далеких южных пределах его окружили воины местного правителя. Несколько дней Конфуций сидел в чистом поле без пищи, но не терял присутствия духа. Однако один из его учеников, не в силах более терпеть муки голода, пробурчал:

– Бывает же, что и благородного мужа жизнь доводит до крайности…

На это Конфуций ответил:

– Благородный муж не распускается, даже если жизнь доводит его до крайности. А вот низкий человек, доведенный до крайности, теряет стыд!

И тут он решил испытать, насколько тверда вера учеников в его дело.

Конфуций взял в руки лютню и стал напевать:

– Может, путь наш неверен, оттого и угодили мы в эту переделку?

– Наверное, мы не настолько добродетельны, чтобы люди верили нам, и недостаточно мудры, чтобы они чтили нас, – ответил ученик по имени Цзы Лу.

– Вот как?! – удивился Конфуций. – Если добродетелен только тот, кому верят, то почему же люди позволили древним праведникам Бо Ци и Шу Ли уморить себя голодом?

– А что ты скажешь, Цзы Гун? – обратился затем Конфуций к другому своему ученику. – Отчего мы угодили в эту западню? Может, путь наш неверен?

– Ваш путь, учитель, несказанно велик, вот почему мир не способен принять его, – ответил Цзы Гун. – Не лучше ли нам приспособиться к миру?

– Хороший земледелец может вспахать и засеять поле, но не может ручаться, что снимет богатый урожай, – сказал Конфуций. – Хороший ремесленник может изготовить красивую вещь, но не может ручаться, что ее оценят люди. Мудрый может следовать праведному пути, но не может ручаться, что люди примут его правду. Поэтому боюсь, устремления твои не слишком возвышенны.

Наконец Конфуций подозвал своего любимого ученика Цзэн Си и задал ему все тот же вопрос:

– Может, путь наш неверен, оттого и угодили мы в эту глушь?

– Учитель, ваш путь непостижимо велик, а потому мир не может принять его, – ответил Цзэн Си. – Но вы должны и впредь идти своим путем. Если человек не имеет успеха в свете, то это лучшее доказательство, что он достойный муж. Если мы сами не претворяем праведный путь, то нам должно быть стыдно. А если в царстве есть праведные мужи, а правда отвергнута светом, то за это должно быть стыдно государю. Что ж огорчаться из-за того, что мир не следует нашему пути?

– Как хорошо ты сказал! – воскликнул Конфуций.

Однажды Ван Мэй, Лю Тань и Юй Лян пришли в гости к ученому монаху Цзи Джуну, а тот как ни в чем не бывало продолжал читать книги.

Тогда Ван Мэй обратился к нему со словами:

– Мы отложили все дела и пришли к вам в надежде, что вы соблаговолите разъяснить нам темные речи древних мудрецов. Отчего же вы не обращаете на нас внимания и не отрываете головы от книг?

– А если бы я не читал книг, то разве вы пришли бы ко мне? – ответил Цзи Джун.

И все сочли его ответ превосходным.

Когда Ван Цзыю жил в Шаньине, однажды ночью случился сильный снегопад. Пробудившись ото сна, Ван Цзыю открыл двери, велел подать вина и стал любоваться снежным пейзажем.

Потом он вышел побродить по снегу, читая нараспев стихи о радостях отшельнической жизни, и, вспомнив о своем друге Дай Аньдао, отправился к нему в лодке. Добрался он только под утро, подошел в воротам, постоял и – повернул обратно. Его спросили, отчего он так поступил, на что Ван Цзыю ответил:

– Родилось во мне чувство – и я пустился в путь. Чувство прошло – и я вернулся. Для чего мне было встречаться с Даем?

Однажды Ван Цзыю поселился в чьем-то покинутом доме и тотчас велел посадить во дворе бамбук. Ему сказали:

– Ведь вы живете здесь временно, к чему эти лишние хлопоты?

Ван Цзыю ничего не ответил, а только стал что-то насвистывать. Потом он указал на бамбук и сказал:

– Разве можно хотя бы один день прожить без друга!

Однажды к Чжуан-цзы пришел очень расстроенный человек. Исхудавший, мрачный, обеспокоенный, он производил тягостное впечатление.

– Давно у меня не было такого гостя! – поприветствовал Чжуан-цзы несчастного. – Я вижу на твоем челе печать нешуточных раздумий…

Немного взбодрившись чуткостью Учителя, человек начал свое грустное повествование:

– В поисках внутренней гармонии я провел двенадцать трудных лет: я исходил все горные кряжи Тянь-Шаня, я жил анахоретом в долине Ветров, я посещал многих уважаемых мудрецов, и все напрасно! Так и не смог я обрести чистоты помыслов и чувств.

Но чего стоит духовное подвижничество, Учитель, раз я всегда обнаруживаю в своем сердце недостойные помышления?!

Чжуан-цзы внимательно выслушал человека, поднял палец к потолку и так некоторое время молчал.

– Я вижу, ты настоящий искатель, ты во всем идешь до конца, – произнес, наконец, Учитель. – Тогда я скажу тебе то, что говорю далеко не всем.

Когда ищешь огонь, находишь его вместе с дымом. Если желаешь обладать отражением луны в ручье, уносишь с собой целое ведро воды. Иначе человек не может. Его устремлениям всегда сопутствуют помехи. И чем сильнее будет твое желание чистоты, тем вернее будешь испытывать нечто противоположное.

Но если ты умеешь отличать достойное от недостойного, то недостойное постепенно начнет тебе подчиняться. Распознавание обязательно даст тебе власть над собой. Или ты никогда не слышал, что враг обессиливает, когда смотришь ему прямо в глаза?!

Однажды Конфуций предложил своим ученикам высказаться на тему о том, что бы они сделали, если бы им дали управлять страной.

Цзы Лу сказал:

– Я бы хотел управлять царством в тысячу боевых колесниц. За три года я бы накормил народ и воспитал в людях мужественность.

Жань Цю сказал:

– Я бы взялся управлять уделом с десятком городов и за три года плотно заселил бы свои владения землепашцами. Ритуалы же и музыку я оставил бы на попечение более достойных мужей.