Дитрих Киттнер - Когда-то был человеком

Проезжаю Нортхайм. Едва замечаю стоящую у тротуара полицейскую машину. Но то, что затем происходит, приковывает все мое внимание. Та самая зеленая полицейская машина вдруг трогается с места и оказывается перед моим носом. Резко торможу. Жезлом мне показывают, что я должен проехать еще 100 метров до парковки, но машина, стоящая боком перед моим автомобилем, преграждает мне путь. Не чувствую ни рук, ни ног. Возмущенный грубым и рискованным полицейским маневром, выезжаю и пытаюсь прежде всего заявить протест. Но едва я выхожу из машины, как сзади меня останавливается незаметно подъехавшая вторая полицейская машина. Контроль. Что я такого сделал: неправильно обогнал или превысил скорость? Ни то, ни другое, в этом я убежден. На данном участке нет ограничений скорости. И вдруг я вижу дула автоматов, направленные на меня. Поступаю так, как надо в подобном случае поступить в нашем отечестве: поднимаю руки вверх. Только не делать «подозрительных движений», например не доставать бумажник из кармана куртки: в такой ситуации это может окончиться смертью. Я жду. Жду.

Ничего не происходит. Две, три минуты. Я надеюсь, что люди на ближайшей заправочной станции все видят – лучше иметь свидетелей. Пять минут в этой ситуации – вечность. У меня подгибаются ноги. Мне в самом деле страшно. Сердце застряло где-то в горле. Полицейские молчат. Что я сделал? От направленных на меня дул автоматов веет угрозой.

Семь, восемь минут. Трудно сказать, сколько прошло времени.

«Уберите оружие, ведь я же поднял руки».

Полицейские молчат. Они молчат еще несколько минут, смотрят на меня внимательно. Холодные лица, такие же холодные, как и сталь их оружия. Я все еще не могу понять, почему меня заставляют стоять под автоматами.

Постепенно шок проходит, но руки наливаются свинцом.

Наконец-то (за это время чувство тоскливого ожидания сменилось другим: «Ну и государство!») происходит перемена декораций: серый «фольксваген» с радиоантенной, внешне подчеркнуто неприметный, лихо тормозит. Два бодрых господина в кожаных пальто словно сошли с книжной иллюстрации. Я узнаю обоих, видел когда-то на демонстрациях. Представлялись левыми. Спрашивают дружески-фамильярно: «Ну что, господин Киттнер, натерпелись страху?» Автоматы опущены. «Вы, разумеется, можете опустить руки».

Я спрашиваю: «Зачем вы это делаете?»

«Обычный транспортный контроль…»

«Не рассказывайте сказок, контроль не проводят под дулом автоматов».

На это следует небрежный ответ: «Ах, если бы вы знали причины, господин Киттнер, вам бы стало плохо». Мой «собеседник» добавил: «До свидания, господин Киттнер. Да, кстати, чуть не забыл: почистите при случае номера!» Полицейская колонна в полном составе удаляется.

Акция закончена. Осень 1971 года. О причинах, побудивших полицию провести эту молниеносную акцию, я официально до сих пор не смог ничего узнать. Тогда я этот случай не предал гласности. Мне казалось, что в 1971 году на первой волне искусственно раздуваемой истерии по поводу терроризма было неразумно каким- либо образом обнародовать подобную историю, она могла бросить на меня тень. Дело и так было, в общем- то, ясное: полицейские с самого начала обратились ко мне по имени, не требовали предъявить документы, не обыскивали машину. Таким образом, о том, что во время погони за террористами «ошибочка вышла», не могло быть и речи. Мое отношение к терроризму было общеизвестно, для полиции оно тоже не было тайной.

Выходит, полицейские действовали с заранее обдуманным намерением. Замечу кстати, что в дальнейшем на меня не было заведено дела, я не получил даже предупреждения. Да и зачем? Те десять минут, что я простоял под дулами автоматов, и были достаточно серьезным предостережением.

Как это полицейские сказали? «Натерпелись страху»? Вот в этом и был весь смысл акции, хотя принято считать, что действия террористов, а не полиции рассчитаны на то, чтобы сеять страх или даже ужас.

Неонацистов, пропагандирующих во время своих сборищ преступную коричневую идеологию, не только не отрицающих, но иногда и восхваляющих в своих рекламных брошюрках преступления фашизма, следует, в общем-то, отнести к разряду тихих сумасшедших, значение которых не нужно преувеличивать, принимая против них правительственные меры… Примерно так выразился однажды министр внутренних дел Нижней Саксонии Рёттгер Грос, когда в конце 70-х годов старые и новые коричневые вновь напомнили о себе большим числом противозаконных акций. Я же, наученный опытом, придерживаюсь другого мнения.

Однажды вечером, около шести часов, – было это в конце зимы, когда, как говорится, уже пахло весной, – у входа в наш театр раздался звонок. Мы в этот вечер ожидали коллегу-сатирика Хеннинга Венске, он собирался у нас выступить. По установленному нами распорядку в это время дня я исполняю обязанности привратника. Но, занятый наверху нашими обычными делами, я несколько замешкался, и к двери побежал наш друг Фолькер. Попав под запрет на профессию, он оказался без работы и, любя наш театр, частенько использовал неожиданно свалившееся на него свободное время, помогая нам в работе, и в конце концов взял на себя все делопроизводство. Итак, наш друг открыл дверь и увидел совсем не того, кого мы ждали. Молодой парень, одетый в черные кожаные доспехи – форму неонацистов, – рявкнул с порога: «Требую Киттнера!»

Поскольку эсэсовская форма доверия не внушает, Фолькер спросил официальным тоном: «А в чем, собственно, дело?»

Тогда мужчина вытащил револьвер.

«Может, теперь притащишь Киттнера? Мне он нужен!»

Фолькер, к счастью, не растерялся и молниеносно захлопнул дверь. А ее мы предусмотрительно обили, правда, незаметно для глаз, железом.

Потом Фолькер поднялся наверх и в своей обычной спокойной манере доложил обо всем. Мы решили вызвать оперативный отряд полиции, ведь бандит мог подкарауливать нас на улице.

Осторожно выглянув в окно, мы увидели: в двухстах метрах от дома маячила фигура в черном. Наш визитер был достаточно далеко, и мы могли рискнуть выйти на улицу. Судя по всему, он узнал меня и повернул назад. Мы скрылись в доме. Повторяя этот маневр несколько раз, мы старались задержать неонациста.

Наконец по прошествии, как нам показалось, довольно продолжительного времени появились полицейские. Шестерым из них удалось справиться с налетчиком, оказавшим отчаянное сопротивление, и обезоружить его.

Подробностей задержания мы, собственно, не видели, поскольку действие разворачивалось на другой стороне улицы и было скрыто от нас кустами, образующими как бы живую изгородь. Когда появившиеся вскоре двое полицейских пожелали задать нам несколько вопросов, я потребовал очной ставки с задержанным: он был еще в состоянии шока, и можно было попробовать выудить из него кое-что относительно мотивов его поступка. Могло оказаться, что я его знаю. К сожалению, дело до этого не дошло.