Анатолий Софронов - Московский характер

Потапов. Можешь думать что угодно... Но, между прочим, я выполняю сейчас ваш заказ.

Гринева. Только поэтому?

Потапов. Вот что, товарищ Гринева, хочешь говорить начистоту?

Гринева. Да.

Потапов. Пожалуйста... Да, я считаю твое выступление на бюро неэтичным, непристойным поступком по отношению ко мне! Взыскание предлагали? Да, я считаю, что быть сейчас вместе с тобой, жить под одной крышей я не могу. Ты нанесла тяжелый удар по моему самолюбию!

Гринева. Какому самолюбию?

Потапов. Пожалуйста, — мужскому.

Гринева. Странная категория - мужское самолюбие. А может, есть более близкие для нас с тобой понятия - самолюбие коммуниста, самолюбие советского работника? Ведь ты, кажется, выполняешь приказ министерства?

Потапов. Кажется, выполняю!

Гринева (терпеливо) . По-моему, мое выступление не расходится с принятыми решениями.

Потапов. Ты не имела права так выступать. Ты забыла, что ты моя жена!

Гринева. Но, кроме того, что я твоя жена, я еще и член партии. Как решить этот вопрос?

Потапов. Я решил!

Гринева. Неудачно, плохо, не по-партийному решил.

Потапов. Как мог! Можешь жаловаться на меня Полозовой. Она тебя, наверно, поймет и поддержит. Только имей в виду - быть с тобой, видеть тебя я не могу! И не хочу! Ужинать? Прийти домой и разговаривать с тобой? Что нового? Как тебе понравилась новая кинокомедия? Очень интересно! Устроила ты мне комедию!

Гринева. А ты ее стремительно превращаешь в трагедию!

Потапов. Да! А ты как думала? Жить двенадцать лет с человеком, любить его, думать, что знаешь его, — и вдруг на тебе, получить такую подлость!

Гринева. Подлость? Ты это называешь подлостью? Эх, ты!

Потапов. Что я?

Гринева. Плохи твои дела, Алексей! Что произошло? Произошло то, что ты ошибся. Я не согласилась с тобой. Пошла против тебя. Но ведь это вопрос не наш с тобой личный, ведь правда? Вопрос общественный, если хочешь... А ты разрешаешь его, словно мелкий бытовой вопрос, будто я обманывала тебя, изменила тебе. Ты все перепутал, Алексей! Подожди! Теперь уж дай мне сказать. Так вот знай! Я люблю тебя, тем тяжелее мне было все это время. Но если ты видел во мне только послушную жену — ты глубоко ошибался. Ты сам меня учил принципиальности, прямоте. Как же ты можешь теперь обвинять в том, чему меня учил? Или, по-твоему, у нас могут слова расходиться с делом? Ведь так же нельзя, Алексей, — читать проповеди другим, а самому нарушать их. И если ты этого не понимаешь, в этом твоя, а не моя ошибка. И если я раньше пришла к этому сознанию, то не я виновата, а ты виноват, что не пришел к нему. Вот, Алексей, тебе, конечно, вольно решать... Но послушной овечки ты не найдешь во мне. Ради мужской ласки, ради твоих серых глаз и сильных рук я жить с тобой не буду. Не сумеешь разобраться в своей ошибке — не ты, а я не захочу жить с тобой, Алексей! Теперь иди!

Потапов. Ты гонишь меня?

Гринева. Нет, я просто тебя не задерживаю.

Потапов. Что ж, до свидания, Ирина...

Гринева. До свидания. Алексей!

Потапов, застегнув ворот рубашки и не глядя на Гриневу, выходит из комнаты.

(Молча смотрит ему вслед. Увидев оставленный портфель, берет его, идет за Потаповым. Негромко кричит в открытую дверь.) Алексей, рубашки забыл, рубашки...

Ответа нет. Гринева стоит мгновение на пороге. Выходит на балкон и, нагнувшись над перилами, смотрит вниз... Но на улице темно и тихо. Гринева возвращается в комнату, вынимает из портфеля рубашки и медленно, чисто по-женски начинает их разглаживать рукой.

Квартира Кривошеина. Знакомая нам комната. Но посреди нее стоит сейчас накрытый новой скатертью стол, на нем тарелки, вазы, бутылки с вином. Если внимательно присмотреться, то можно заметить, что в квартире Кривошеина произошли существенные изменения. Квартира стала уютней. Цветы стоят на письменном столе, но уже в вазе; рядом большая фотография — это Кружкова. Книжные полки затянуты занавесками, теми самыми, какие раньше закрывали широкую дверь балкона. Теперь через балконные стекла видна вечерняя панорама осенней Москвы. Панораму венчает яркая кремлевская звезда. Тихо. На сцене в переднике одна Гринева. Она накрывает стол, молча любуясь сервировкой. Раздается звонок. Гринева уходит и вскоре возвращается, вслед за ней входит с букетом астр и георгинов Зайцев. Гринева не обращает на него внимания.

Зайцев. Здравствуйте, товарищ Гринева!

Гринева. Что?

Зайцев. Здравствуйте, я говорю...

Гринева. А-а, хорошо...

Молчание.

Зайцев. А хозяева?

Гринева. Еще не пришли.

Зайцев. Вы не знаете, куда можно цветы поставить?

Гринева. В кухне кувшин увидите, глиняный.

Зайцев. Самому?

Гринева. А как вы думаете?

Зайцев. Я думаю, что самому...

Здесь впервые Гринева посмотрела на уходящего Зайцева и улыбнулась. Зайцев возвращается с кувшином и цветами.

А что теперь с ними делать?

Гринева. Поставьте на стол.

Зайцев. Но тогда не ясно будет, кто принес цветы.

Гринева. Держите кувшин в руках.

Зайцев. Я не молочница. (Поставив кувшин на стол.) Вам помочь?

Гринева. Помогайте. У вас штопор есть?

Зайцев. Какой же уважающий себя хозяйственник ходит без штопора? (Подает штопор.) Прошу.

Гринева. Сами.

Зайцев. Опять сам? (Откупоривает бутылки.) Давно у вас такая привычка — командовать?

Гринева. С детства.

Зайцев. Но ведь я не в вашем профсоюзе... (Наливает рюмку, выпивает и закусывает.) Жажда, понимаете.

Гринева. Это неприлично, Зайцев.

Зайцев. Пустяки... А вы прилично поступили, выгоняя меня из квартиры?

Гринева. Заслужили.

Зайцев. А знаете, я на вас не обиделся... Скажу больше — проникся к вам глубоким уважением.

Гринева. Вот как, оказывается, можно заработать ваше уважение!

Зайцев. Прошу этим ограничиться. Суровость вам не к лицу... И вообще надо признавать ошибки. Я признал. Кривошеин признал, пришел, поговорил, его выслушали — и вот результат. (Показывает на стол.)

Гринева. Ко мне никто не приходил.

Зайцев. А вы бы сами... Мне тяжело смотреть на страдания моего начальника.

Гринева (живо) . Страдает?

Зайцев. Еще бы! Неудобства большие. Рубашки кончились, носки...

Гринева. И это все?