Зальция Ландман - Еврейское остроумие

— А, ничего особенного, — успокаивает она его. — Мои дети и твои дети колотят наших детей.

— Моя жена целыми днями требует денег!

— Зачем ей так много?

— Я знаю? Я что, ей даю?

Кон хочет женить своего племянника. Он идет к шадхену — и обнаруживает у него в картотеке фотографию собственной жены.

Задыхаясь от ярости, он бежит домой.

— Успокойся! — говорит жена. — Это еще с тех времен, когда ты тяжело болел!

Сара, в свадебном путешествии:

— Скажи, Ицик, с кем бы тебе больше хотелось быть: со мной или с твоей мамой?

— С каждой по пятьдесят процентов.

Еврей бежит через базарную площадь.

— Ты куда? — окликает его друг.

— К доктору. Что-то моя жена мне не нравится!

— Подожди, побежим вместе: мне моя жена тоже не очень…

Пятидесятилетний Кон собирается жениться на двадцатилетней. Друг пытается его отговорить:

— Слушай, Кон: когда тебе будет шестьдесят, ей будет тридцать, когда тебе будет семьдесят, ей — сорок. Ну, зачем тебе такая старая жена?

Вариант.

Кон, которому сорок лет, женится на двадцатилетней. Когда ему напоминают о разнице в возрасте, он говорит:

— Когда жена смотрит на меня, она себя чувствует на десять лет старше. Когда я смотрю на нее, я себя чувствую на десять лет моложе. Видите, как разумно Бог все устроил? Нам обоим — по тридцать лет!

Овдовевшему раввину советовали снова жениться. Он отвечал:

— Старая жена мне не нравится… И когда я вижу, как мне не нравится старуха, я могу представить, как я буду не нравиться молоденькой.

— Залман, придется нам навесить ставни на окна спальни. В доме напротив поселился молодой офицер, он может увидеть, как я моюсь!

— Подожди, Ривка, пусть он разок в самом деле это увидит. Может, тогда он сам навесит ставни на свои окна.

— Ицик, почему ты женился на такой некрасивой девушке?

— Ты знаешь, внутри она красивая.

— Тогда пускай вывернется наизнанку!

Молодой муж после свадьбы:

— То, что у тебя нет двух тысяч рублей, как обещал твой отец, а всего только тысяча, я тебе прощаю: в конце концов, где ты возьмешь остальные? Не воровать же!

То, что тебе тридцать, а не двадцать пять, как меня уверяли, я тоже прощаю: никто не может выбрать себе день рождения…

Но одно ты должна обещать мне твердо: чтобы больше ни на год старше!

Кон с женой едут через границу. Документы у них оформлены не совсем безупречно.

— Вы можете доказать, что она — ваша жена? — спрашивает его пограничник.

Кон, вздыхая:

— Даю вам тысячу шиллингов, если вы докажете, что она — не моя жена!

У евреев есть обычай символически дарить молодоженам или тяжелобольным какую-то часть собственной прожитой жизни. Так как подарок этот воспринимается вовсе не символически, то дарят лишь несколько часов или даже минут.

На свадьбе один гость встает и громко говорит:

— Дарю невесте десять лет жизни!

Все замолкают. Потом кто-то спрашивает сдавленным голосом:

— Десять лет — собственной жизни?

— С какой стати? Разумеется, десять лет жизни моей жены!

Вариант.

Старая дева предлагает молодоженам десять лет собственной жизни. Когда ее спрашивают, что это значит и не надоело ли ей жить, она говорит:

— Нет, отчего же! Просто мне хочется опять стать на десять лет моложе.

Старая еврейка:

— Вот все жалуются, что мир стал совсем безнравственным. А по-моему, совсем наоборот. Раньше парни на улице прохода мне не давали, а теперь стали такие учтивые, уважительные — идут себе мимо…

— Шлойме, иди скорее к окну. Там медведь пляшет!

— Пускай. Чего ему не плясать! У него же нет жены!

Пляж в Довиле. Эстер, круглая, как мяч, перекатывается в мелкой воде. Потом оборачивается и сладким голосом кричит:

— Зигмунд, ты видел, как волна поцеловала меня?

— Видел, — соглашается Зигмунд. — И еще видел, как ее тут же стошнило!

Дизраели говаривал: "Каждая девушка должна вступить в брак, но ни один мужчина делать этого не должен!"

— Вы уже знакомы с моей женой?

— Не имел удовольствия.

— Так радуйтесь!

Вариант.

— Вы знакомы с моей женой?

— О да, я уже имел удовольствие!

— Ну, если это было удовольствие, то это была не моя жена.

Кон приезжает из Парижа и рассказывает жене, как он стоял перед Гранд-опера, а вокруг гуляли дамы, одна другой красивее. Жена обижена:

— Обо мне ты, конечно, ни разу не вспомнил?

— Как не вспомнил? Мне это обошлось в двадцать франков.

— Каким образом?

— Ну, я о тебе вспомнил и сразу плюнул. Пришлось платить двадцать франков штрафу.

Чета Грюнов празднует серебряную свадьбу. Дело идет к десерту. Звучат поздравления. Друг семьи, человек саркастический, спрашивает хозяйку дома:

— Я знаю, вы живете счастливой супружеской жизнью. Но скажите честно: за все эти годы у вас ни разу не появлялось желания развестись?

— Развестись — нет. Но пристукнуть его — это да.

Супруги Кон празднуют серебряную свадьбу. В доме — суета, дым коромыслом. Наконец гости расходятся. Кон печально сидит у неубранного стола. Тут жена говорит ему:

— Мориц, ты видишь, все позади. Ты чего такой безутешный?

— Хочу кое-что рассказать тебе, Голда. Когда мы прожили с тобой пять лет, я не мог тебя выносить больше — и решил убить. Я пошел к своему адвокату и спросил, что мне за это будет. Он сказал: двадцать лет… Ты только подумай: сегодня, сегодня я был бы уже свободен!

Невыносимый летний зной. Йойне, держа под мышками две огромные дыни, мчится по улице. По дороге его встречает друг.

— Ого, какие великолепные дыни! — говорит он.

— Это для жены, — на бегу объясняет Йойне.

— Какой ты, однако, рыцарь! Да еще две штуки сразу!

— Она сказала, что за одну дыню готова отдать полжизни…

Перед тем как умереть, Йосель просит привести к нему шадхена, который в свое время сосватал ему жену. Зачем умирающему шадхен?

— В Писании сказано, — через силу бормочет Йосель, — что перед смертью каждый должен помириться со своими врагами.

Умирает жена.

— Пообещай мне, — говорит она мужу, — что помиришься с моей матерью и попросишь ее прийти на мои похороны.

— Ладно, если уж ты так хочешь этого. Но имей в виду, что этим ты испортишь мне все удовольствие от похорон!

Умерла жена американского еврея. Уже назначен день похорон — но его приходится перенести. На еврея сыплются упреки.

— Что вы хотите? — оправдывается он. — У меня тут возникли кое-какие коммерческие вопросы, а вы сами знаете: business before pleasure! (Сначала дело, потом удовольствие)

Кац — своей болезненной жене:

— Рахиль, если одному из нас, избави Бог, случится умереть, тогда я переберусь в Париж.

Шлойме плачет на могиле своей жены Гитл:

— Милая моя, добрая Гитл, ах, почему ты меня покинула? Один-единственный разок бы тебя еще увидеть!