Зальция Ландман - Еврейское остроумие

— Ребе, — говорит женщина, — боюсь, что меня ждет крупная неприятность. Наша служанка упала в котел, полный молока. Можно ли теперь считать это молоко кошерным?

Раввин просит дать ему немного подумать и наконец решает:

— Молоко — трефное. Но девушка — кошерная.

В дни поминовения близких родственников, и прежде всего родителей, правоверные евреи читают определенные молитвы. В некоторых местечках было принято, чтобы шамес, синагогальный служка, записывал даты поминальных дней и напоминал их за небольшое вознаграждение.

От местного богатея, человека недалекого, за напоминание о дне поминовения его отца шамес получил необычайно большую сумму. Поскольку дела у шамеса были совсем никуда, он решил, что такой богатый и перегруженный делами человек вряд ли запомнил день кончины своего папаши, и спустя несколько месяцев вновь напомнил богачу о дне поминовения родителя. Тот не выразил неудовольствия и опять дал шамесу солидные чаевые.

"Раз уж он такой рассеянный, — подумал шамес, — то всучу-ка я ему двойной день поминовения и для его покойной матушки!"

Но когда он явился к забывчивому богачу, чтобы сообщить тому о втором дне поминовения его родительницы, тот вне себя от бешенства воскликнул:

— Ах ты, подлец! Что до отца — один он у меня, два или больше — это я допускаю, этого никто точно не знает. Но чтобы и мать была у меня не одна?

Существует обычай в день Рош а-Шона, еврейского Нового года, читать молитву на берегу какого-нибудь водоема, символически бросая в воду все грехи минувшего года.

В день Рош а-Шона молодой еврей на пару со светловолосой крестьянской девицей движется к деревенскому пруду.

— А зачем тебе нужна девица? — удивляются евреи.

— Да вот, бывает такой грех, — смущенно признается парень, — в котором мы с ней грешны на равных.

Это случилось в феодальные времена, когда феодал имел право раньше жениха провести ночь с дочерьми своих крепостных и слуг. Одному помещику пришла в голову ужасная мысль пригласить к себе на первую ночь дочь арендатора-еврея. В полном отчаянии родители сами проводили свою дочь в замок. Девушка вошла туда вся в слезах, но через минуту выскочила обратно, рыдая пуще прежнего. Родители в ужасе:

— Что случилось?

— Он меня не хочет, — лепечет девушка. — Говорит, от меня плохо пахнет.

— Это не от тебя плохо пахнет, — заявляет счастливый отец, — а от твоих ангелов-хранителей!

Погром в царской России. Орава казаков обнаружила в потайном месте мать с двумя дочками. Казаки ржут от радости.

— Возьмите нас, — умоляют дочери, — но пощадите нашу старую матушку, сжальтесь над ней!

— При чем здесь жалость? — с достоинством возражает пожилая дама. — На войне как на войне!

Вариант.

В занятом казаками городке день прошел необычно тихо. Еврейская женщина не первой молодости является к коменданту и жалостно спрашивает:

— Пан офицер, сегодня девок не будут портить?

Когда немцы пришли на Украину во время Первой мировой войны, ими все восхищались как посланцами технически более развитой страны.

Однажды к раввину явился некий еврей и пожаловался, что немцы излишне близко познакомились с его дочерью. И теперь она в положении. Прошло только два месяца после вступления немецкой армии, а она уже разрешилась от бремени.

— Почему вы обвиняете в этом немцев? — возразил ему раввин.

— Ребе, вы себе не представляете, чего только не достигают немцы при помощи своей техники!

Раввин:

— Говорят, что вы едите свинину. Это все равно что совершить прелюбодеяние!

Грешник:

— Бред какой-то! Я делал и то, и другое. Так никакого же сравнения!

Учитель Закона натыкается на слова "супружеская измена" и спрашивает Морица:

— Ты знаешь, что это такое?

— Ясное дело, знаю. Это когда мужчина гуляет с чужой женой.

— Чепуха, — возражает учитель. — Это вовсе не называется супружеской изменой. Я, например, тоже гуляю с чужими женами, и с твоей мамой тоже.

Мориц:

— Да, меня это тоже удивило.

Набожные евреи рассуждают о смерти. Один заявляет:

— Хочу, чтобы после смерти меня похоронили рядом со знаменитым виленским богословом. Да только такую честь мне вряд ли окажут.

— А мне, — говорит другой старик, — достаточно было бы оказаться рядом с нашим покойным раввином.

— А я, — мечтательно вздыхает юноша, — хотел бы возлежать рядом с дочерью Розенблюма.

— Так ведь она же еще жива! — восклицают старики.

— А я? — возмущается юноша. — Разве я похож на покойника?

Один воришка отсидел два года в тюрьме. А когда вышел, его жена как раз родила ребенка. Младенец умирает, и вор садится на семь дней на низенькую скамеечку, как это принято у евреев в знак траура по умершему близкому родственнику.

Друзья приходят выразить ему соболезнование. А вор им отвечает:

— Сколько раз я сидел, но так, чтобы без всякой вины, — это впервые.

Ученик иешивы делает неприличные предложения молодой жене раввина. Она возмущается. Юноша быстро сдается:

— Ну, что ж, раз вы не хотите…

— Кто вам сказал, что я не хочу! Но все-таки: как вы решились на такую хуцпе (дерзость, наглость)?

Леви мучается над толстенным фолиантом. Он читает: "Мудрец грешит семь раз на дню". Леви, с сомнением:

— Этот мудрец — хвастун невиданный.

Замужняя еврейка заигрывает со своим соседом-христианином. Благочестивый еврей возмущается:

— Тьфу ты! Как будто в городе мало евреев!

Среди едущих на телеге сидит школьный учитель.

— Сколько у вас детей? — интересуется кто-то из спутников.

Учитель ошибочно относит вопрос к числу его учеников и гордо отвечает:

— Тридцать семь!

Спросивший заливается хохотом. Учитель, приняв его смех за неверие, что можно одновременно добросовестно обучать так много учеников, возражает:

— Балбес! У меня, конечно, есть помощники!

В кошерных ресторанах держат человека, который контролирует правильное приготовление блюд.

Молодой провинциал, впервые приехавший в столицу, хоть и находит кошерный ресторан, но не очень верит в ритуальную чистоту тамошней еды. Поэтому он шепчет на ушко официантке:

— Барышня, а вас саму тоже проверяют?

Учитель:

— Герда, повтори-ка, что я вам рассказывал на последнем уроке о Моисее!

— Моисей был сыном египетской принцессы.

— Герда, ты плохо слушала. Принцесса просто нашла его в корзинке, плывущей по Нилу.

— Это она так сказала!

Мать — отцу:

— Представь себе, наша Этель, оказывается, беременна!

— Этого не может быть!

— Почему это не может? Ведь у нас неделями ночевал иешиве-бохер!

— Но у него была отдельная кровать!

— Он вполне мог слезть со своей кровати и перелезть на ее.

— Но ведь между их кроватями была еще и ширма!