Владимир Маталасов - Мистика, да и только!

– Пятьдесят четыре, вечно вы наш живой и немеркнущий, – тут же последовал ответ.

– Но мне же столько лет было в тысяча девятьсот двадцать четвёртом году.

– Вам и сейчас столько же. Тогда вы почили, возлежав на смертном одре. А сейчас вы воскресли…

– То есть восстал из пепла, как Феникс, так надобно полагать?

– Именно так.

– Но позвольте! Что вы мне тут сказки рассказываете, мне, убеждённому, воинствующему атеисту? Это Христос воскрес…

– Во истину воскрес…

– Да я не о том, а совсем о другом. Как это можно взять, да и воскреснуть?!

– Очень даже просто. Современная наука и не до того дошла. Она людей в космос запускает.

– Как это запускает? Просто так берёт и запускает что ли?

– Не просто так, а с помощью ракет.

– Очень забавно, очень. То-то я думаю: механические экипажи какие-то странные внизу по дороге движутся. Аэропланы непонятные по небу шастают. Дома высокие, музыка откуда-то непонятная. Пароходы как кони насаются по речке туда-сюда. Да и солнце как будто бы больше в размерах стало. Чудеса-а! А в общем-то, ознакомился я тут по газетам и журналам с современной жизнью. Успел прочитать все ваши книги, что на полках стоят. Пришёл к единственно правильному выводу: пора уходить в подполье и всё начинать заново, по принципу «два шага вперёд, один шаг назад». На первых порах непременно воскресите-ка мне, батенька, «железного» Феликса. Мне ему необходимо сообщить, что мы пойдём другим путём. Это чрезвычайно архиважно! И ещё вот о чём хотелось бы мне спросить вас, батенька. Какое предназначение вот этой вот коробки с передним стёклышком?

– Это телевизор, – оживился Варфоломей и включил его.

На экране замелькало какое-то народное шествие, посвящённое какому-то знаменательному событию. Ильич, подбоченясь, долго смотрел на это зрелище, созерцал и вникал.

– Мо-ло-дцы! Ничего не скажешь! Сколько же у нас на Руси-матушке прекрасных народных умельцев? Ведь надо же, такую ораву людей впендючить в маленький ящик, да ещё и уменьшить их в размерах до такой степени! Это вам не блоху подковать. Прекрасно! На электричестве работает?

– Разумеется, товарищ Ленин.

– Что значит план ГОЭЛРО! А ну, загляну-ка я в ящик с обратной его стороны, – простонал Владимир Ильич и без разрешения хозяина смело запустил руку за заднюю стенку телевизора.

Яркая вспышка озарила комнату, и Ильича отбросило в сторону, только ноги его мелькнули над столом. Своими неадекватными, неумелыми действиями он способствовал возникновению ситуации короткого замыкания.

Первое, о чём он спросил, придя в себя и оправившись от испуга, было: «А фуражечку мою вы, случайно, не видели?»

– Нет! – признался Варфоломей, точно помня, что явление вождя происходило при отсутствии головного убора «а ля Ильич».

– А жаль кепчонку-то, ох как жаль! Мне её, помнится, Надежда Константиновна ко дню рождения в тысяча девятисотом году подарила. Я в ней речь на броневичке толкал, от шпиков скрывался и в революцию въезжал. Жаль! Куда она могла запропаститься, ума не приложу! Ну, ничего, новая купится… Так как насчёт чайку, а, батенька? Дербалызнем?

– Непременно, товарищ Ленин, – успокоил Варфоломей. – Иду, приготовлю.

– Идите, идите, дружок, – поторопил Ильич. – А я, всё-таки, как попьём чайку, спущусь вниз и окунусь в народные массы. Попробую сориентироваться на местности и установить тесный контакт с населением.

– Всё хорошо прекрасная маркиза, – попробовал успокоить себя Варфоломей, возясь на кухне. – Всё хорошо, одно плохо: натворит он тут дел, потом доказывай свою непричастность. Пока рядом со мной нет Ильича, надо попробовать отправить его на законное место во вселенной.

– Дух, в образе Владимира Ильича Ульянова, сгинь! – негромко вымолвил Варфоломей, хлопнул в ладоши и развёл обе руки в разные стороны.

За стеной раздался возглас: «Вперёд, к победе коммунизма!», затем что-то ахнуло, ойкнуло и всё стихло.

– Наверное полнейший пролёт, – подумалось, и он быстренько проследовал в гостиную.

Минуту спустя Варфоломей облегчённо вздохнул, убедившись, что товарищ Ленин исчез.

– Слава тебе, Господи! – с чувством огромного удовлетворения произнёс он. – Пронесло. Баба с воза, кобыле легче. Но какие перспективы открывает перед человечеством открывшаяся возможность общения с историческими личностями! Но вот вопрос: к добру ли это, или же к несчастью?

Однако, в скором времени этот вопрос перестал его волновать. Процесс явления личности оказался обратимым, а плюсы от общения с великими людьми налицо. Пусть даже, как говорил товарищ Ленин, они вольются в самую гущу народа. Его представители примут их просто за талантливых актёров.

3.

Вот тогда-то в скором времени и был материализован дух Иосифа Виссарионовича Джугашвили. В костюме полувоенного образца цвета хаки, в начищенных до блеска хромовых сапогах, с неизменной, ещё дымящейся трубкой в руке он предстал пред Варфоломеем во всей своей красе. Важный, степенный, величавый. Он исподволь вращал зрачками добрых глаз, сканируя окружающую обстановку.

Не говоря ни слова, товарищ Джугашвили – он же по партийной кличке Коба, он же дядюшка Джо, он же товарищ Сталин, – степенно прошёлся по квартире, заглянул в ванную, а так же в туалетную комнату, в которой задержался минут на двадцать. Потом молча, из угла в угол, побродил по гостиной. Вышел на балкон, глянул вниз, затем – вверх. Окинул взглядом красоты городского пейзажа. Снова воротился в комнату, создав за собой турбулентную зону свежего, прохладного воздуха. Вынул платок, громко высморкался.

Иосиф Виссарионович ещё долго приглядывался и приценивался к окружающей обстановке. Был он при этом бессловесен, как карась в озере, полностью, и частично, игнорируя присутствие в комнате её хозяина.

Однако и Варфоломей не лыком был шит. Он сидел на диване и в пику товарищу Сталину изображал на своём лице полное равнодушие и отсутствие какого-либо интереса к столь значимой, одиозной личности. Подобный факт, видимо, в равной степени смущал и озадачивал «явленца». Это было заметно по слегка подёргивавшемуся веку левого глаза и кривой, со смыслом, усмешке.

Так продолжалось где-то около двух часов. Удостоверившись, что от хозяина вряд ли дождёшься хоть какого-нибудь мало-мальского внимания, товарищ Сталин остановился перед сидящим Варфоломеем. Он насупил брови, многозначительно кашлянул.

– А скажите-ка мне, товарищ, – с едва уловимой от возмущения дрожью в голосе молвил он. – Почему вы выказываете всем своим видом полное безразличие и пренебрежение к личности вождя всех народов, к его присутствию?

Говорил он не торопясь, с расстановкой и длинными паузами в нужных и не нужных местах, с откровенным грузинским акцентом. Рука его, державшая курительную трубку, пребывала в постоянном движении. Чтобы придать своим словам определённые значимость и вес, Иосиф Виссарионович каждый раз стремился как бы утвердить свою мысль неторопливой жестикуляцией руки, державшей трубку, движением её «сверху-вниз» на чисто кавказский манер.