Владимир Маталасов - Мистика, да и только!

– А вот под чёрную икру можно было бы подать французский коньяк, – заявил фюрер. – А то у меня после десятой столовой ложки появилась от неё изжога. А это непорядок. Всех прикажу расстрелять!

Накормили их бесплатно, хотя товарищ Сталин и пообещал, что в ближайшее время счёт будет оплачен из кремлёвской казны.

Побродили по городу, посетили несколько торговых точек и учреждений. Отоварились основательно, капитально и, к тому же, конкретно. Брали в кредит под честное слово, хотя денег никто с них не требовал: исторические личности всё же, хоть, правда, и артисты, но какие!

Уже не вереницы, а разномастные, улюлюкающие толпы плелись вслед героям дня. А те, с ног до головы увешанные покупками, сытые и довольные возвращались по месту своего явления. Когда публика стала уже докучать и досаждать обоим, товарищ Сталин остановился, обвёл всех строгим, уничижающим взглядом.

– Товарищи! Вы мне с господином фюрером создаёте некоторый, и я бы даже сказал, весьма предосудительный с вашей стороны дискомфорт. А это нехорошо. Так нельзя. Это не согласуется с поведенческими нормами простого советского человека. Поэтому я посоветую товарищу Берия разобраться в сложившейся ситуации текущего момента. А пока прошу всех разойтись.

Говоривший, по-видимому, ожидал со стороны любопытствующей толпы реакцию раболепства, неукоснительного повиновения. Да не тут-то было. Реакция оказалась противоположной ожидаемой. Послышались неуместный смех и возгласы восхищения великолепной игрой и непревзойдённым артистизмом. Пришлось выпучить глаза, топнуть ногой, повести бровью и вызвать милицию.

Толпа была рассеяна нарядом милиции и испепеляющими взглядами генералиссимуса и фюрера. Был составлен протокол о задержании двух подозрительных личностей. Но и тут какой-то любопытный блондин достал их всепоглощающим вопросом, на который затруднительно было ответить даже таким выдающимся личностям:

– А как вы чувствовали себя в собственном гробу?

В отделении милиции от задержанных ничего не добились, хотя и у одного и у другого были паспорта образца тысяча девятьсот тридцать седьмого года, удостоверявшие их личности. Как бы то ни было, пришли к выводу, что это артисты, но потерявшие память. Сделали запрос в телевизионную передачу «Жди меня», где дело взяли в производство, сказав: «Ждите!»

Генералиссимуса с фюрером решили отпустить, как говорится, на все четыре стороны. Проводить их по месту проживания изъявила желание милицейская сотрудница в чине полковника Океанида Генерал-Майорова. Вышли из здания участка. При виде задержанных погода нахмурилась, облака сморщились, небо заплакало крупными хлопьями снега. Задул северо-северо-восточный ветер. Прохожие зябко ёжились и прятались в овчинные тулупы. Мимо прошагал какой-то чудак, напевавший: «Собака лаяла на дядю фрайера», затем остановился, как вкопанный, и удивлённо воскликнул:

– Ба-а! Кого я вижу! Остановись, мгновение! Нет, нет, разбудите меня, не верю!

Ну конечно же это был известный, самый главный пародист, находившийся в это время с «Кривым зеркалом» на гастролях и разъезжавший по городам и весям России и ближнего зарубежья.

– Товарищ Сталин – Олег Басилашвили, фюрер – Армен Джигарханян! Угадал? – и он по очереди обнял обоих.

Те никак не отреагировали на приветствие и продолжали шествие. Пародист от обиды выпятил губы и надул щёки.

– Вы уж пожалуйста не обижайтесь на них, уважаемый вы наш, – стала утешать полковник милиции Океанида Генерал-Майорова, несколько поотстав от конвоируемых. – Они чуточку не в себе. Но если б вы только знали, какая у этих людей тонкая, артистическая организация! А склад ума, мышления, модуляция голоса!.. Нет, это прекрасно!

– Оно и видно! – со слезами на глазах не переставала обижаться знаменитость. – Как это можно не узнать меня? – и закусив нижнюю губу, он еле сдерживал рыдания.

В процессе дальнейшего следования повстречались с двумя русскими бабками. Те, узрев до боли знакомые лица, сходу бултыхнулись на колени. Что-то там запричитали, мелко и быстро перекрестились со словами: «Свят! Свят! Свят!». Встали, плюнули вслед удалявшейся процессии и зашагали в туман.

Снегоочистительные, дорожные машины сновали туда-сюда, нагребая на обочины груды снега. Во дворе дома, где проживал Варфоломей, дворники ЖЭКа №117 исполняли танец с мётлами, а при виде двух знаменитостей взяли орудия производства «на караул». Проскакала мимо Верка Сердючка, напевая себе под нос: «Всё будет хорошо, я это знаю», и ускакала в пургу…

Прошли ещё несколько дней, в течение которых происходило ознакомление «явленцев» с реалиями современной жизни. Вот тогда-то, где-то на четвёртый или пятый день, им, прогуливавшимся по городу в сгущающихся сумерках, и повстречался чрезвычайно любопытствующий субъект.

– С непреодолимым вожделением, – начал он, – согласуясь с провидением высшего толка, как существо разумное и благопристойное, стоящее превыше всяческих склок и дрязг, умоляю, скажите, кто вы? Настоящие или артисты? А может быть из загробного мира?

Монолог свой незнакомец произносил стоя на одном колене и протягивая руки к генералиссимусу.

– Встань, коленопреклонный! – приказал Иосиф Виссарионович, чиркая спичкой и раскуривая трубку. – Зачем тебе это знать? И вообще, ты кто такой, дурошлёп несчастный, что так витиевато излагаешь свои мысли?

– Из бульварной газеты мы, из «Приятных мелочей». Состою почётным суверенным членом «Партии Толстолобиков».

– А-а, значит болтун профессиональный, производящий подмену настоящих духовных ценностей ценностями Иуды. Прочь с глаз моих, исчадие «геенны огненной»!

– Не извольте гневиться, достопочтенный Иосиф Виссарионович. Я ваш ярый приверженец. Мысль моя – вкупе с проявлением вдохновения по части совокупления с последующим проникновением, – насквозь пронизывает и усугубляет положение вещей в области психологического настроя и психомоторного контакта.

– Психология – это, прежде всего, наука, изучающая и описывающая особенности узоров человеческой души. А у вас, уважаемый, всё как-то затушёвано, завуалировано. Убористый текст с забористым подтекстом. Так нельзя. Так можно договориться чёрт-те знает до какой раздрапендии, а это уже плохо, – и товарищ Сталин повёл усом, сначала левым, а затем уж и правым. – У вас воспалённое воображение при дремучей, непроходимой глупости.

– Совершенно верно, – согласился незнакомец. – Так вот. После всенародной, невосполнимой утраты, которую мы понесли, когда вы, наш благосклонно-непревзойдённый, отбросив копыта, сыграли в ящик…

Тут всякое терпение Иосифа Виссарионовича иссякло, нервы не выдержали и он, не мудрствуя лукаво, мундштуком курительной трубки ткнул прямо в глаз говоруна.