Д. М. Бьюсек - Правильное дыхание

СН: – «Акула капитализма».

Б: – Так точно. Я смотрю, вы хорошо ее знаете.

О: – (неоднократно все это слышала, поэтому только тихо бурчит) А вот стал бы меня какой-то Фима учить говорить?.. газеты мне читать?..

СН: – Ольга Пална, что вам не нравится? Был у вас один дедушка, стало двое, чем плохо?

О: – Трое.

СН: – Тем более. (бабушке) И что мама?

Б: – Ну что, устроила нам с дедом головомойку, конечно. Но мы рады были, что ребенок хотя бы не ляпнул ничего нецензурного. Потом к голосу пошли претензии, к логопеду ее водила, связки думала лечить, логопедша сказала, что «ш» ей поставит, а вообще нечего к ребенку приставать. И заодно выяснила, что она читать и писать умеет. Левой рукой – опять Марине не нравится. Так и продолжалось, то одно, то другое, пока наконец прынц не родился долгожданный, тогда наконец-то вообще перестала на нее внимание обращать.

О: – Никита – хороший мальчик.

Б: – Никита – бандит. Через год в школу пойдет – тогда вспомните мои слова.

О: – (довольно) Отомстит за сестру. Я же говорю – хороший мальчик.

СН: – Спасибо, что предупредили, – прикрывает глаза, Оля чувствует, что из-за упоминания школы на него опять накатило. Бабушка кивает в его сторону, что, мол, с ним? Дальше переговариваются нарочито громким шепотом.

О: – Совесть мучает.

Б: – А что такое?

О: – В смысле, кто он, а кто я.

Б: – Ну и что?

О: – Да я тоже не совсем понимаю.

Б: – Моя бабка сбежала из дому со своим домашним учителем. Думаешь, это его утешит? (Тут Сергей Николаевич прячет лицо в ладони.)

О: – Нет, он скажет, что в 19-ом веке мораль была другая. (как бы цитирует) Это мы так еще Древний Рим давайте вспомним с Древней Грецией.

Б: – При чем тут мораль, когда любовь?

О: – Это ты романтически рассуждаешь. Любовь выше всех законов и т. п. А он – прагматически, что законов тоже никто не отменял.

Б: – Нету такого закона.

О: – Он же не в смысле конституции. Это его внутренние барьеры.

Б: – Но он же их сам и переступил.

О: – Видимо, просто перепрыгнул. А они остались. И теперь он мучается.

Б: – Надо было сразу сносить.

О: – А ты попробуй снеси сразу целый забор.

Б: – Значит, придется по досочке.

О: – И потом, он, наверное, и не хочет сносить. Ты представь: внутренние барьеры взорваны к такой матери. Значит, можно спокойно пускаться во все тяжкие: (загибает пальцы) школьным хулиганам чуть что – в поддых; тех, кто списывает – вверх ногами подвешивать; все старшие классы – децимировать, то есть, фигакнуть каждого десятого ученика в порядке профилактики; а Ольгу Палну усадить в учительской на золотую оттоманку и кормить икрой с ложечки. И все мерзкие учителки чтобы ей в это время по очереди ножки целовали. И тут же военрук с опахалом и Калашниковым наперевес, чтобы никто Ольгу Палну почем зря не беспокоил и к доске не вызывал. Это все до большой перемены. А на большой перемене Ольге Палне и Сергею Николаичу полагается сиеста, поэтому они всех из учительской выгоняют и… Ну и так далее.

Б: – Я бы очень одобрила такую школьную реформу. (осторожно) С ним там все в порядке?

О: – Трудно сказать. (пытается подглядеть) Возможно, он смеется, но могу ошибаться.

Сергей Николаевич выпрямляется и кладет руки на стол. На лице обычный покер-фейс.

СН: – (невозмутимо) Вы хорошо меня знаете, Ольга Пална.

Оля переглядывается с бабушкой, а потом обе, улыбаясь, смотрят на него так, что он не выдерживает и сдается, зажмурив глаза.

Б: – (подводя итог) Так и будет носиться со своим забором.

О: – Ну и правильно. Всё лучше, чем децимация.

Б: – Да, пусть себе мучается, с другой стороны. Эмоциональные встряски – это только нам с тобой вредно, а ему в самый раз. Заместо парашюта. Главное, чтобы тебя в них не втягивал.

СН: – Честное слово, больше не буду.

О: – Ладно-ладно, в себе копить тоже не обязательно. (спохватившись) Бабушка, про укол-то мы забыли.

Не без труда отпустили друг друга.

О: – Ну всё, тогда до вторника.

СН – (качает головой) Дружба дружбой, а служба службой, Ольга Пална. До субботы, – и уже на пороге жестом проводит между ними барьер. Оля понимающе кивает, а потом из вредности расстреливает невидимый забор из невидимого Калашникова.

***

Сергей Николаевич, конечно, был прав – в школе про выходные надо было как можно прочнее забыть, иначе эйфорическое состояние грозило выплеснуться наружу, принимая пугающие формы. В понедельник я честно пыталась ни о чем не думать, но все равно – хорошее настроение давало о себе знать…

– И когда же он тогда завязал с «хто ж я после этого»? – это Маня. Поздняя ночь, в траве кто-то свиристит.

– Нечего с таким завязывать, я бы на его месте сразу уволилась, – это строгая дочка.

– С утра в понедельник. Не завязал, но заключил с самим собой подобие компромисса. Приехал в школу и почувствовал, что не в состоянии даже вылезти из машины. Пришлось посидеть и еще раз пораскладывать все по полочкам. Примерно так:

1. Я выбрал между школой и О. П. в пользу последней.

2. Я сделал правильный выбор.

3. Не только ради О. П.

4. А так как и сам этого хотел. Да, ее угораздило у меня учиться, но за исключением этого факта (см. п. 5), она соответствует мне по всем параметрам, и, при ее желании, я готов провести с ней остаток жизни и т. п.

5. Тот факт, что она является моей ученицей, полностью подрывает мою проф. состоятельность. Я – бывший учитель.

(Тут я прерву его список и отмечу, что факт моих шестнадцати его не настолько удручал. Дело было даже не в тогдашнем нашем отношении к шестнадцати как к маркеру «взрослый». Раз формула работала, то – при очевидной внешней и внутренней зрелости – цифры значения не имели.)

6. Я могу бросить школу и пойти, например, на подобие полной ставки к тому же Кречету, тем более он легализуется в кооперативы и пр. Что обеспечило бы О. П. золотую оттоманку.

7. Но уйти из школы сейчас было бы по многим объективным причинам нерационально – К. Каз. в первую очередь. Субъективно: мне уже и так недолго осталось, надо дорабатывать и не дергаться.

8. Как не дергаться при наличии огненной надписи «Я не учитель» в голове?

9. Не то чтобы я не умел притворяться, но так глобально – нет.

10. А между тем у меня перед глазами пример человека, который течение двух лет спокойно пребывал в не-будем-говорить-каком образе, внутренне совершенно ему не соответствуя.

11. Заметим также, что О. П. культивировала свою личину с нуля, мне же придется прилагать куда меньше усилий.

12. О. П. смогла – чем я хуже?

Так и пошёл себе в школу. Агент Штайнмиц, к вашим услугам. Причем первым, кого он там встретил, был военрук, которому он чуть было не сказал: «Почему не на посту и без опахала, Иван Кузьмич?» Но удержался. А я, что интересно, в учительской потом таки навсегда поселилась – не на оттоманке, однако тоже в весьма пристойном и уважаемом виде. Но это уже другая история.