Д. М. Бьюсек - Правильное дыхание

Казалось бы: и пусть себе сплетничают. Однако уже во вторник, на уроке физики в 8-ом «А» одна из учениц внезапно попросилась у Нинель Андреевны домой, ссылаясь на плохое самочувствие. В ответ на расспросы Нинель Андреевна – я полагаю, не слишком вежливые – девочка разрыдалась и сообщила, что беременна, – поскольку, как несколько позже выяснилось уже в учительской, с кем-то там впервые в жизни подержалась за руку пару дней назад. Со вторника по четверг количество падающих в обморок и жалующихся на тошноту росло по экспоненте. В седьмых-восьмых классах беременели, как та первая девочка, по неграмотности – от поцелуев или неприличного кино по соседскому видеомагнитофону. А вот в 10-м «Б», например, на вопрос о причинах трехдневного прогула был получен спокойный ответ, что требовался отдых после чистки – вот справка из больницы. За чем последовали расспросы одноклассниц о качестве больницы и сдают ли там родителям, если уже есть шестнадцать. Сорванный урок биологии оказался крайне познавательным.

А вполне приличная школа стала напоминать… вот дался вам, Ольга Пална, этот «Интурист». Сказали бы уже что ли «Пляс Пигаль». Причем наиболее пострадавшими от всей ситуации оказались не возмутительницы спокойствия, а те, вернее та, кому пришлось разгребать последствия. То есть все та же Нинель Андреевна, к которой как к заведующей воспитательной работой стекались все жалобы, сплетни, справки и звонки возмущенных падением нравов родителей. Коллеги ей, конечно, сочувствовали, но про себя облегченно вздыхали, что можно перевалить ответственность на чужие плечи. К тому же некоторые еще не успели забыть, кто был источником исходной дезинформации, и тихо – а кто и громко – радовались вырытой другому яме, мышкиным слезкам и прочему торжеству справедливости. Ничего не скажу, приятно наблюдать за чужими – заслуженными – метаниями и трепыханиями, особенно будучи уверенным, что уж твои-то уроки подобные инциденты обойдут стороной.

Например, последний урок в четверг – геометрия, 10 «А». Учитель, на которого мы сейчас не будем показывать пальцем, вызывает к доске некую Машеньку – балованую принцессу из тех, у кого бутерброд всегда падает икрой вверх. Недавно скатилась в троечницы, но мама звонила вчера в школу и клялась, что ребенок все выучил, и, пожалуйста, дайте ему последний шанс. Учительским планам это не противоречит, так что идите, Мария Федоровна, к доске, доказывайте теорему.

А Машенька губы надула и ни с места. Выдержала театральную паузу, а потом и говорит: «Ничего я доказывать не буду. Нужна мне ваша школа. Детский сад какой-то, теоремы дурацкие, кому это вообще надо. Я взрослый человек и не собираюсь больше тратить времени на эти глупости». И сидит себе дальше.

Класс восторженно замер. Учитель думает, что ребенок в чем-то прав, так что чувствует себя идиотом, однако отвечает, как положено: «Говорить глупости, конечно, легче, чем их доказывать. Не выучили – так и скажите. А к доске сейчас пойдет тот, кто сейчас больше всех там веселится». Но не успела камчатка приуныть, как Машенька опять берет слово: «И никакие я не глупости говорю! (камчатке) И ничего смешного! Сидите тут все со своими теоремами, вообще жизни не знаете, самая большая проблема – как шпору из пенала достать, кретины. Вообще себе не представляете, какая это все фигня по сравнению с настоящей… (подавленный всхлип) фигней…» «Ох, – почти непроизвольно взыхает кто-то, – Машенька-то наша, небось, тоже беременная…» На что Машенька взрывается: «Представьте себе!»

Учитель пресекает дальнейшую эскаляцию: «Достаточно, Мария Федоровна, вопросы смысла жизни и продолжения рода обсуждайте за дверью, а теорему идет доказывать…» – тут злой рок подсказывает ему фамилию стабильного хорошиста Вовы, который до конца четверти еще сможет вытянуть на пятерку. А Вова встает и говорит: «Извините, я тоже не готов отвечать. А Маша просто плохо себя чувствует. Я тогда тоже выйду, – складывает вещи, – в медпункт ее провожу, пошли, Маш». Класс немедленно издает тихое понимающее «Ууууу…», Машенька краснеет, хватая сумку, шипит: «Опоздал на три месяца со своим медпунктом» и вылетает из класса – Вова за ней. «Задания с 340 по 356 – не сделавшему за пять минут – два, проверю у всех», – с этими словами учитель тоже выходит за дверь.

Понурые Вова и Маша обнаруживаются на ближайшем подоконнике. «Мы бы, – объясняет Вова, – уже всё всем рассказали и расписались, просто у нас предки друг друга не переносят». «Я без дураков того, – шмыгает Машенька, – уже четвертый месяц тишина. И мутит постоянно». На съедение и без того озверевшей Нинель Андреевне их отдавать не хочется. А вот классный руководитель, соображает учитель, у них Галина свет Сергеевна. У которой сейчас проверяющий из РОНО на уроке, поэтому сразу вызвать ее в коридор не получится. Так что он сажает детей в свой кабинет, наказывает до перемены никуда не уходить и ни с кем, кроме него и Галины Сергеевны, не общаться, а сам возвращается устраивать террор 10-му «А».

Как назло в самом начале перемены в кабинет завуча заглядывает Нинель Андреевна. На ее: «А что это вы тут делаете?» правильный Вова молчит, как партизан, а Машенька, уже прослышав, что Нинель Андреевна тут у нас главная по беременностям, немедленно все ей выкладывает, отчего Нинель Андреевна 1. сатанеет, 2. усилием воли подавляет гипертонический криз, 3. несется звонить родителям. Пока Вова с Машей в панике решают, куда смываться из кабинета – в Тимбукту или к тетке в Саратов, возвращаемся мы с Галиной Сергеевной – единственным разумным человеком во всем этом безобразии. Галина Сергеевна в первую очередь выясняет у Машеньки, что у врача та еще не была, дозванивается своей знакомой в поликлинику и договаривается о приеме. Перед тем как радовать родителей и общественность, почему бы тихо не съездить и не узнать все наверняка. Совсем тихо съездить не получается – в школу моментально приезжают Машенькины родители и чуть не съедают Вову. Приведенные Галиной Сергеевной в чувство, они одобряют поликлинику, но Вову брать с собой в машину категорически отказываются, так что везти его и учительниц приходится вашему покорному слуге.

В поликлинике, как водится, очередь. Минорную обстановку разбавляет приезд Вовиных родителей – тут скандал разгорается по новой, но слегка меняет направление, поскольку от Вовиной мамы достается не только Машеньке с семейством, но и школьной воспитательной работе. Нинель Андреевна отбивается как может, но находится на последнем издыхании, так что в итоге говорит нам всё, что на самом деле думает об учениках, их родителях и школе, которую ей бы хотелось теперь видеть только в гробу, – и уходит курить на свежий воздух.