Борис Хайкин - На перекрёстке ностальгий. Избранное

И дело слабой половины,
Порой к ущербу им самим,
Не убивать в тебе мужчину,
А помогать остаться им.

Не для себя горят светила.
Благоухать цветам не раз.
В руках у женщин наша сила,
А женский шарм в руках у нас.

Ни будки, ни жилья в норе…
Так, почитали мы за благо
Кормить в общественном дворе
Одну бродячую собаку.

Та обреталась под кустом.
Сгибала спинку по лекалу.
И нас виляющим хвостом,
Когда с работы шли, встречала.

Кто даст еще ей есть и пить,
И позабавится игрою?
Я стал с работы приходить
Один, и позднею порою.

И подсмотрел в одну из дат
(Не быть хозяйке больше с нами) —
Скулила, глядя на закат
Большими, влажными глазами.

Сплошные весенние ливни
До первых слезящихся рос
Положат на мокрый суглинок
Искристые сполохи роз.

Над памятным время бессильно.
И небо, что слезы прольет,
Омоет на камне могильном
Нетленное имя ее.

А солнышко глянет с любовью —
От факела ярких лучей
Затеплятся у изголовья
Лучи поминальных свечей.

Душа ее за облаками
Усмотрит в святой простоте,
Как сердца слежавшийся камень
Лежит на могильной плите.

Час пришел – и вкусил я цикуту разлук.
Распрощался я с верной любовью.
Прерываются сны наши стонами мук.
Поцелуи окрашены кровью.

Не впадаю в истерику и забытье.
И все так же безмерно тоскую.
Руки чувствуют нежное тело твоё,
Даже если ласкаю другую.

Миражи нелюбви посещают мой дом.
И от этого некуда деться.
Я, признаться, живу на дыханье втором,
Что пришло от тебя по наследству.

Как во сне, ощущаю себя наяву.
Так кому из нас более трудно?
Я на бренной земле беспросветно живу.
Ты ж в бессмертии спишь беспробудно.

Нам суждено расстаться в мире этом.
По одному уходим в мир иной.
По вечерам я говорю с портретом
Лишь потому, что нет тебя со мной.

Мы, мужики, дичаем вне стен дома.
Тепло души берем у наших жен.
Быть может, я бы прожил по-иному,
Но был такого опыта лишен.

Самим себя оценивать непросто.
Недуг разлук, увы, неизлечим.
Не торопись ответить на вопросы.
А в знак согласья просто помолчи.

Ведь негатив общения засвечен.
И наша память стынет на юру.
Я на твое молчанье не отвечу,
Лишь потому, что слов не подберу.

В репьях, как собака, приходит тоска.
Свеча на ладони ее языка.
На небе по звездам гадает Луна.
И нету у мглы ни покрышки, ни дна.

А полночь на улице светлой, как днем,
Не может дорогу найти с фонарем.
Затянут мелодию, скуку крадут
Часов переборы на четках минут.

Звенит амбул анса* фагот и гобой.
Бессонница не объявляет отбой.
И нечем, и некому сердцу помочь.
Уж больно долга тель-авивская ночь.

Вот и я свою рыбку в стоячей воде отудил.
А на зимний улов арсенал моих мук непригоден.
Выхожу на ристалище жизни один на один —
С обнаженной душой, с прозябаньем в осенней природе.

Я другим оставляю объятья при ясной луне,
Что, как сахар в воде, без остатка растают в экстазе.
Слишком мелкой задачей теперь представляется мне
Вне реальности жизни исследовать область фантазий.

Нас учили молчать и мириться с присутствием зла.
Так и жили, утратив способность бороться со скверной.
Ты экзамен на жизнь в свое время достойно сдала,
А ее завершить у судьбы умудрилась экстерном.

Попросить бы свидания в тех отдаленных местах.
Только твой пьедестал – биллионы небесных ступеней.
Я доподлинно знаю – тебе уже больше не встать,
Чтобы я покаянно упал пред тобой на колени.

Пока пребываю в печали.
Пустынно в душе и темно.
Луна проливными лучами
Непрошенно лезет в окно.

Комету летящую скроет
Туман в недоступных местах.
Зачеркнуто все голубое
Цветным опереньем хвоста.

Немало скитаясь по свету,
В предчувствии близкой беды,
Не следует следовать следу
До срока погасшей звезды.

И я не последний из многих
Утратил покой и семью.
Взамен двухколейной дороги —
Багульник в одну колею.

Я немало робел под прямым изучающим взглядом.
И глаза отводил – к соответствию был не готов.
Это время глядело единственной женщиной рядом
На холодные краски, лишенные полутонов.

Изощрялись по части греха, соблюдая невинность
В отношениях двух одиночек, терявших покой.
Оставляя простор произволу надежд на взаимность,
Расточал дифирамбы сентябрь, осыпаясь листвой.

В гнездах нашего прошлого иволги и коростели
Выводили рулады, минуя скрещения слов.
В столкновении силы характеров мы просвистели
Пыл надежд на взаимность, где страсти идут под уклон.

И душа, отвечая на зов неразгаданных нетей,
Отлетала в глубины Вселенной, скорбей не тая.
И усилием суженных глаз безмятежное небо
Развело нас по разные стороны от бытия.

Перекисью водорода
Обесцвечена природа.
Ты присутствуешь при родах
Золотых осенних дней.
Рыба в море не иссякла.
Ноги тоже не ослабли.
И над головой не каплет
В тесной комнате моей.

Солнце жарит с ветром в паре.
За стеклом окна – солярий.
Ну а я храню гербарий
Светлой памяти моей.
Говорят – зимой и летом
Все одним сияет светом.
Но весна души не спета.
Не спешу расстаться с ней.

Вышел из депрессии глубокой,
И стою, как на распутье, я.
Колесо реальности жестоко,
И галактик призрачны края.

Сколько мне хватает глазомера,
Вижу в бесконечности ночей,
Как сестра любви моей, Венера,
Льет потоки ласковых лучей.

Шквал ветров недолго будет длиться.
Голову пред ними не склоню.
Не согнется ствол у эвкалипта,
Даже засыхая на корню.

Колесо судьбы тебя не тронет,
Если при свечении вдали
Подставлять под звездный дождь ладони,
Оторвав подошвы от земли.

Я стою на мосту,
омываемом пеной морскою.
То ли в мыслях грешу,
то ли грежу ва-банк наяву.
Словно к пристани дальней,
без устали, сна и покоя,
Без руля и ветрил
в неизвестные дали плыву.