Дмитрий Чернов - Золото Саламандры

– Шаднир, – услужливо подсказал Тарсил. – Потом вы поспорили, и он ударил вас обоих, после чего вас привезли на этот корабль в бессознательном состоянии.

– Мы уже плывём? – поинтересовался эшмериец.

– Да. Корабль отправился в путь, как только нас доставили на борт, – доложил Бенсил. – Времени прошло уже много, но мы только сейчас смогли освободиться от верёвок. Шустрый как-то умудрился развязать мои руки, а потом уж мы развязали вас и стали приводить в чувство. Не знаю, – сколько прошло времени. Возможно, на улице уже ночь.

– Как бы узнать? – задумчиво протянул Эдвин. – Ну, почему здесь нет ни одного окна?

– Откуда здесь иллюминаторы, а тем более окна? – язвительно спросил Хитрый. – Тебе же говорили: это кубрик, орлопдек!

– Сам ты – орлопдек! – обиделся эшмериец.

– Чёрт побери, Эдвин! Это же элементарные понятия! – негодовал Бенсил. – Орлопдек или кубрик – это пространство между палубами, которое расположено под гондеком, то есть, – нижней палубой. Ниже спускаться уже некуда, – мы под водой!

– Тогда понятно, почему здесь так темно, – дошло до Эдвина.– Но почему здесь так тесно?

– Наверно, это какая-то арестантская каюта, – предположил Тарсил. – Дверь заперта снаружи. Эти головорезы специально нас сюда засунули, чтоб мы не позвали на помощь Грэма.

– Надеюсь, они его не тронули? – обеспокоился эшмериец.

– Это он их чуть не тронул! – насмешливо воскликнул Бенсил. – Хорошая была идея – отправить Шаднира к нему, но не сработала. Этот твой зверь ни на что не годен.

– Помолчал бы лучше, производитель идей! – обиделся Эдвин. – Грэм очень умный. Он на многое способен и, причём, исключительно на добрые поступки, не то, что ты…

– А что я-то сразу?! Что я-то? – в свою очередь обиделся Хитрый. – Задумка с золотыми была гениальной. Не я виноват, что этот проклятый десятник такой хитрый оказался: выследил, куда мы с Шустрым пошли, якобы затем, чтобы привести к нему оставшихся троих, завербованных с нашей помощью, – вас, то бишь. Мы же на самом деле и не думали туда возвращаться, а он – гад! – прикинулся, что поверил нам, а сам перехитрил нас обоих, мошенник несчастный!

– Ты бы заткнулся, в самом деле, кладезь гениальных задумок! – перебил его Ксист. – Результаты твоих идей – всем налицо! Можешь считать, что самую знаменательную глупость в своей жизни ты уже совершил, и на этом успокоиться. Сейчас нам надо поговорить на более актуальную тему… Скажи-ка, Эдвин, а Грэм в самом деле может нам чем-нибудь помочь в данной ситуации?

– По правде говоря, я так не думаю, – грустно констатировал эшмериец. – Судя по всему, мы уплыли уже очень далеко, а Великан не умеет управлять «Хаяром», так что догнать нас ему не на чем.

– А кто он вообще такой? Я никогда не слышал о таких существах, – полюбопытствовал Ксист.

– Грэм?.. Никто не знает, – ответил Эдвин. – Я нашёл его в лесу, неподалёку от своего дома. Он был весь изранен. Я вытащил из него полтора десятка арбалетных болтов и кучу наконечников от сломанных стрел, пока он был без сознания от потери крови. Потом я залечил его раны, – просто заштопал их и перевязал, – а через некоторое время он очнулся. Поначалу он не доверял мне, но уйти не мог из-за слабости. Потом, видимо, понял, что не все люди одинаковы, и не рвался больше сбегать. А особенно на него подействовал мой подарок – куртка с металлическими пластинами и шлем, защищавшие его от дальнобойного оружия, которого он более всего боялся. После этого Грэм полюбил меня, как отца родного, и остался при мне навсегда. Только не всем это понравилось, и мне пришлось покинуть родные края, чтоб найти такое место, где нам с Грэмом будут рады. Ну, или хотя бы не станут вопить от ужаса и падать в обморок при каждой встрече с ним.

– То есть, ты бросил свой дом из-за этого животного? – искренне удивился Молчун.

– Не совсем так. Не только из-за него. Во-первых, я бы не стал так категорично называть Грэма животным, – он слишком умён для этого. Во-вторых, у меня были причины уехать – помимо него. В общем, я бы всё равно ушёл оттуда рано или поздно.

– Расскажи поподробней, – делать-то всё одно нечего.

– Да чего там рассказывать-то? – принялся отнекиваться Эдвин.

– Например: почему ты не разбираешься в навигации и кораблях, если сам построил «Хаяр» и ходишь на нём по морю?.. Это очень странно для моряка, – не знать – что такое румб или кубрик.

– Вот видишь, ты и сам заметил, что с меня моряк никудышный. Просто в этом отношении мне не так повезло как вам. Вы родились в семьях моряков, а мой отец был мельником, потому и мне светила та же участь, но, увы… Я был только вторым сыном, а мельница была одна. Это вам не море, на всех поровну не хватает. Наследником являлся мой старший брат, а мне оставалось только работать на него или идти своей дорогой. Отец желал мне добра и хотел, чтоб я сам стал хозяином – неважно чего. Поэтому он отдал меня в ученики к кузнецу, у которого была единственная дочь. Мне тогда только тринадцатый год пошёл, а ей ещё и года не исполнилось, но отцы наши уже порешили между собой, что поженят нас, как только она вырастет. Кузнец относился ко мне как к сыну, обучал тайнам своего ремесла, которое было предопределено мне в наследство. Надо сказать, что был он весьма искушён в своём деле и передал мне колоссальные знания души и плоти металлов. Он ничего от меня не утаивал, и скажу без ложной скромности, что я стал настоящим мастером, превзойдя даже своего учителя… Так прошло пятнадцать лет, всё было хорошо, но тут снова – «увы»…

Кузнец вдруг неожиданно расхворался и умер, а я остался за него, – единственный мастер на всю округу. Меня уже хорошо знали, и дела шли неплохо. Кузница была не моей, но кроме меня там работать было некому, и я работал, оставляя небольшую часть заработка на свои мелкие нужды, а остальное отдавал хозяйке – вдове кузнеца.

И не сразу, – ох! – далеко не сразу я почувствовал, как переменилась ко мне хозяйка. Освободившись от мужа, она сильно изменилась, стала жадной, высокомерной, и дочь свою наставляла в том же духе, что я ей – не пара. Будто б натерпелась она от мужа своего и не желает дочери подобной жизни – серой и убогой. Я был занят работой с утра до ночи и ничего не замечал, даже того, что суженая моя стала относиться ко мне как к батраку. Когда заметил, – поздно было. Она вдруг замуж вышла за молодого купеческого сына. И вот тут мне стало по-настоящему тошно. Хозяев надо мной образовалось слишком много, и денег требовали больше, больше, больше… И хуже всех был этот юный купчик. Сам ни на что не годен, даже в лавке у отца не мог работать, но гонору имел, – почище дворянина. Являлся в кузницу и указания давал мне бестолковые, не понимая ничего, но требовал, чтоб всё я делал по его указке. Неоднократно выставлял за дверь я недоумка, но он всё так же тупо и настырно лез ко мне, пока однажды не схлопотал по роже.