Николай Москвин - Узелок на память [Фельетоны]

Истекал отчетный сельскохозяйственный год. Колхозники подводили итоги. Цифры были неутешительны. Богатый колхоз за три года галантерейной деятельности Гайкина пришел в упадок. Пала урожайность, захудал скот, снизилась оплата трудодня.

— Не нужен нам Коляскин в председатели! — в один голос сказали колхозники на отчетно-выборном собрании. — Он за шпильку, а не за колхоз болеет!

— Так вы против шпильки?! — воскликнул Коляскин из президиума. — Против культуры?!

— Ты брось свою демагогию, — отвечал хором зал. — Мы видим, где культура, а где маклерство!

— Хорошо, граждане, — сказала елейным голосом нормировщица Роза Кельфанд, она же общественный деятель галантерейной артели. — Кто за то, чтобы переизбрать Коляскина?

Все колхозники подняли руки.

— Итак, — резюмировала Кельфанд, — товарищ Коляскин переизбран, то есть избран вновь.

— Что значит «вновь»? Мы голосовали против! — загудел зал.

— Спокойно, граждане, — вступился Гайкин. — Вопрос решен! Зачем зря дискуссию разводить?!

Год спустя шатровский колхоз объединили с соседним в одно крупное хозяйство. Гайкин потерял своего любезного друга, с которым жил душа в душу. Колхозники сняли Коляскина с председательского поста. А новому дали строгий наказ: гнать железной метлой махинаторов с колхозных угодий.

И над головами шпилечно-булавочных дельцов разразилась гроза. Савелий Данилович поспешил сняться с якоря. Бросилась врассыпную и вся его отпетая компания.

Гайкин удирал так поспешно, что даже забыл свои подтяжки и три короба отлакированных булавок.

Савелию Даниловичу было теперь не до них.

Морская волна лениво лижет песчаный берег. Небесная лазурь прозрачна и ясна, как слеза ребенка. Солнце щедро осыпает золотом лучей прибрежные горы, зеленые заросли виноградников, белокаменные дворцы санаториев, брезентовые пологи пляжей.

На песке, поодаль от людской сутолоки, лежат двое коричневых, словно бронзовые изваяния, мужчин. Закутав головы в мохнатые полотенца и задрав пятки к дневному светилу, они время от времени поглядывают на Массандровскую слободку.

— А не отмечаете ли вы, Никон Палыч, — говорит один, — прогрессивное увеличение прогиба?

Повернувшись на спину, другой ответил:

— Я это подчеркивал еще десять лет назад.

Первый нехотя выводит на песке какие-то иероглифы, потом стирает их и снова нарушает блаженное молчание:

— Значит, ползет?

— Ползет.

— Следовательно, — резюмирует первый, — мы имеем дело с классическим примером…

Вынырнувший из морской пучины дельфин прерывает его мысль.

— Следовательно, — тянет второй, — в зоне Массандровской слободки мы имеем дело с классическим примером оползневого сдвига. Увеличение прогиба крыши подтверждает мой первоначальный научный вывод…

Такой разговор вели меж собой, нежась под солнцем Южного Крыма, Архип Иванович Сергеев, человек геркулесовского телосложения, и Никон Павлович Цаплин, также не обиженный природой. Первый был московский геолог, кандидат наук, второй — главный инженер Крымского противооползневого управления. Сергеев находился в научной командировке, а Цаплин — при исполнении служебных обязанностей. Предметом их исследования был крохотный бревенчатый домик под номером пять на Ново-Массандровской улице.

Означенный домик построен в ту пору, когда Александр Сергеевич Пушкин, путешествуя по Крыму, писал:

Стихи великого поэта остались вечно юными, а домик с годами состарился, сгорбился, и крыша его дала прогиб.

Разговор о прогибе между Цаплиным и приезжими московскими исследователями длится двенадцатый год. Точка зрения крымского гидрогеолога неизменна. Он утверждает, что почва из-под домика номер пять уползает. Отсюда — прогиб крыши, трещины по углам и врастание окон в землю. По его просвещенному мнению, на сем месте происходит смещение земной толщи в сторону моря.

Точка зрения приезжих специалистов непостоянна. Она меняется с каждым курортным сезоном. Проведет приезжий лето на берегу моря по служебной командировке — оставит свою гипотезу, а на следующий год объявится другой со своей теорией. Тот говорит — абразия повинна в прогибе, что означает действие моря; этот клянет суффозию, то бишь размыв подпочвы грунтовыми водами. Но при всех разногласиях каждый видит причину прогиба во глубине геологических напластований.

А между тем в двух шагах от ворот этого домика — водосточная яма. Вырыли ее давненько — еще в прошлом веке. Ничто не вечно под луной, тем более земляная яма. Ее забило мусором, прелыми листьями, землей. Выпадает ливень — воде деваться некуда. Огибая захламленную яму, потоки бегут вдоль фасада и размывают фундамент. Впрочем, кому охота в проливной дождь наблюдать за говорливыми ручьями…

Дебаты о суффозии и абразии на косогоре Массандровской слободки продолжаются. И чем теплее греет крымское солнце, тем жарче они разгораются.

…Из года в год на Южное побережье Крыма выезжают разведывательные партии, изыскатели, консультанты. Тут, у самого синего моря, перекрещиваются пути экспедиций «Госгорпроекта», «Дортранспроекта», «Геоглубпроекта», «Ниипроекта» и просто вольноопределяющихся любителей субтропического пейзажа. Очень предусмотрительно поступила природа, что создала Крымский полуостров не столь узким, как Дарьяльское ущелье: иначе не разминуться бы изыскателям.

Одни едут в Крым с тяжелыми станками и буровыми комплектами, другие — с полосатой пижамой и белыми брюками в чемодане, а третьи вовсе налегке — с путеводителем в кармане.

Всякий приезжий работает по своему усмотрению. Каков темперамент — таков и размах. Благо, что изыскатели не встречаются на объединенных собраниях. Если бы их свести в один зал и послушать их выводы, то получилась бы разноголосица не менее художественная, чем в известном «Квартете» русского баснописца Крылова.

Что ни сезон, то новые лица. За три года составы экспедиций менялись трижды — по принципу: отдыхай и дай отдохнуть другим. Новый руководитель не верит на слово предшественнику и разбивает лагерь там, где еще сохранилась зола от костров прошлогодней экспедиции. Снова в тех же «географических точках» бурят скважины, исследуют грунт, толкут воду в ступе. А ведомства, которые намерены возводить новые здравницы у моря, ждут не дождутся заключений.

— Геологи, где вы? Где ваши выводы?

Ну, а где быть геологу, приехавшему в Крым, как не на пляже! Море ласковое, так и манит к себе путешественника. Человек приходит на пляж, разоблачается и ложится на песок. Зарплата идет, суточные начисляются, квартирные и полевые законом предусмотрены. Лежи и поворачивайся с боку на бок, чтоб не обгореть.