Array Антология - Русская эпиграмма второй половины XVII - начала XX в.

В одежде красной был в год прошлый сей журнал,
И просвещение нам суриком блистало.
Но ныне голубым он стал:
Неужель нам вранье приятнее в нем стало?

О как велик На-поле-он!
Он хитр, и быстр, и тверд во брани;
Но дрогнул, как простер лишь длани
К нему с штыком Бог-рати-он.

В огневице француз ужасны терпит муки,
Бросается на всех, кусает и грызет:
Гишпанские ему прикладывают мухи.
Не знаю, при́дет ли он в разум или нет.

В угодность наконец общественному взгляду
Багрим к тебе предстал татарских мурз с гудком;
Но с вздохом признаюсь: в нем очень мало ладу;
И то уже порок: я смел блистать умом.

Эзоп, Хемницера зря, Дмитрева, Крылова,
Последнему сказал: «Ты колок и умен»;
Второму: «Ты хорош для модных, нежных жен»;
С усмешкой первому сжал руку — и ни слова.

Как не завидовать толь сильному жрецу,
Который подает всему законы миру?

Чтоб я завидовал преподлому льстецу,
Служащему без чувств и без ума кумиру?

Хула Юпитеру! Се облаки [46] «Облака» — комедия, в которой осмеял Аристофан Сократа, глядевшего на оную прямым лицом. , се гром!

Бессмертный и на смерть дух прямо зрит лицом.

Во гневе, с бешеной, отчаянной душой,
Сократова жена на сих мостках топилась.
Не смогши он унять, уж шел в слезах домой,
Она тихохонько на ложе возвратилась.

Рассказчик-брадобрей, брить короля сбираясь,
В восторге возгласил: «О! Как дерзну, касаясь,
Снять с царского лица брады сребристый куст?»
Монарх ему в ответ: «Не отверзая уст».

«Не правда ль, что я в сей трагедии прекрасен,
И ты не освистал, быв с публикой согласен?» —
Вольтер с улыбкой злой Пирона вопрошал.
Пирон в ответ: «Мне как свистать, когда зевал?»

Расчетисто ведешь ты дом, хозяйка, твой:
Скончался муженек — в запасе есть другой.

Бог редко, чудеса творя,
Подобных в свет мужей являет;
Создав Великого Петра,
Поныне отдыхает.

Недавно вздумалось Героду
В две стро́фы сделать оду.
И только лишь о том
Герод наш суетится,
Чтобы своим ее наполнить всю умом.
Посетуйте о нем:
Бедняжка разорится.

Не грубостью своей меня ты огорчаешь,
Но ласки, Стиховраль, несносны мне твои.
За что меня в твое семейство ты вмещаешь?
Ну, пусть я и урод, да не твоей семьи.

Напрасно Стихобред сказал,
Что братом уж давно осла я почитал.
Я, право, побожуся,
Что в жизнь осла я не видал,
А в правде сей пошлюся
На Стихобреда самого:
Пускай он скажет сам, где видел я его.

Никто не мог узнать из целого партера,
Кто в «Сганареве» смел так осрамить Мольера.
Но общий и согласный свист
Всем показал, что то Капнист.

Капниста я прочел и сердцем сокрушился:
Зачем читать учился.

Любезну Антигону,
Которой прелестьми нас Озеров пленил,
Капнист, чтоб угодить Креону,
В трагедии своей — убил!

Сколь горька участь Антигоны!
Давно убил ее Креон;
А к похоронам вновь Капнист со всех сторон
Накликал миллионы
И псов привратных и ворон.

Все в виде колеса —
Земля и небеса —
Кружатся;
Чему же многие дивятся,
Что на шару земном
Кой-что становится вверх дном?

Вельможа! ведай, что не тот
Лишь благороден впрямь, кто ро́жден дворянином:
Ведь благороден всяк, кто только не урод;
Благой душой — благий ты докажи свой род;
Иной бесчинен — с знатным чином.

«Ты под ручной заклад
Ссужаешь, милый сват,
Друзей твоих деньгами,—
Возьми жену мою, а дай мне сто рублей.
Я в срок, как водится меж добрыми друзьями,
Тебе их заплачу, ей-ей,
И неустойкой ты меня не опорочишь».
— «Нет, братец! — отвечает друг. —
Ну, если да просрочишь,
Как сбыть ручной заклад твой с рук?»

Пред дверью гробовой зачем дрожишь, пришлец?
Всё в мире кругло, как венец;
Ступай же, не страшись нимало:
Творец —
Всему начало,
С началом съединен конец.

Все хвалят искренность; всяк говорит: «Будь прям»,—
А скажешь правду — по зубам.
Что ж делать? — Возносить моленье:
«О боже! положи устам моим храненье!»

Союз сердец, в любви до исступленья страстный,
Бывает в браке пренесчастный;
Супругов видел я таких:
Казалося, восторг им был стихией сладкой,
Но пламенна горячка их
Окончилася — лихорадкой.

Дай другу; а взаймы когда его ссужаешь —
На должника меняешь.

Чтоб быть ученым, пропотел
Иной охотой долго в школе:
Как врач Мольеров Сганарел,
Я стал ученым — поневоле.

Любились Федька с Феклой
Так жарко, как никто друг друга не любил:
Женились; год прошел. «Поп врет, не в аде пекло»,—
Наш Федька всем твердил.

Чем черт не шутит? Дама там
По райским золотым ключам
К святым отцам Причлася:
Другая, Феникс из старух,
Новейших академий двух
Тут президентом нареклася;
Жан д’Арк фельдмаршалом была
И на престол царя взвела;
Там царство женское, победами их громки,
Установили амазонки;
А сколько было в свете жен,
На мужниных сидевших тронах!
Так чудно ль, что женой Клим в юбку наряжен,
А Климиха в его гуляет панталонах?