Джузеппе Маротта - Утешитель вдов

ГРАЦИЕЛЛА. Так шепчите же, шепчите!

КУВЬЕЛЛО. Как могу я осмелиться! Разве я не помню доброго, которое мне сделал дон Эдуардо? Ведь это он обул, одел и накормил меня? Как это говорится…

ГРАЦИЕЛЛА( упоминание о муже обратило ее к другим мыслям, с сарказмом) . Эх, Эдуардо, Эдуардо… Да он вроде нас… слабенек в чувствах… Подумать только! Мы возвращаемся из свадебного путешествия, должны впервые переступить порог нашего нового жилища, а он (об отсутствующем Эдуардо ), даже не обнял меня, не взял на руки, чтобы согласно доброй примете перенести через порог!

КУВЬЕЛЛО. Верно, черт возьми! Он этого не сделал… А взял и тут же удрал по каким-то делам…

ГРАЦИЕЛЛА( встает, смотрит на Кувьелло, улыбается; неожиданно ). Так сделайте это вы! ( Подходит к Кувьелло с тем, чтобы тот поднял ее на руки.)

КУВЬЕЛЛО. Я… ( В некотором смущении.) Простите, я не очень… Я должен…

ГРАЦИЕЛЛА. …взять меня на руки и перенести через порог… Ради доброй приметы…

КУВЬЕЛЛО. А собственно, в качестве кого я должен это сделать?

ГРАЦИЕЛЛА. В качестве посредника.

КУВЬЕЛЛО. Ах, раз так — я готов!.. ( Поднимает ее, явно испытывая удовольствие от осязания столь приятной ноши. Ногой распахивает дверь.)

ГРАЦИЕЛЛА хихикает.

В момент, когда КУВЬЕЛЛО уже перешагнул порог, из закутка появляется ДЖЕННАРО.

ДЖЕННАРО. Перышко колибри и то будет посолиднее и понадежнее иной бабенки… Что я сказал? Не я сказал, а один знакомый, большой друг животных.

С жилой половины доносятся глуховатые, чувственные смешки Грациеллы. ДЖЕННАРО прикрывает дверь, ведущую на половину супругов Палумбо. Устанавливается тишина. Вскоре появляется ЭДУАРДО. За ним — вдова КОНЧЕТТА МЕЛЕ. Они продолжают разговор, очевидно, начатый еще до появления в комнате.

ЭДУАРДО. Вас это не касается, донна, Кончетта!

КОНЧЕТТА( не менее энергично ). Касается, и еще как касается! Вы мой от начала и до конца! И если я вам говорю, что по сравнению с тем, каким вы были месяц назад, вы превратились в ветошку, — вы должны мне поверить!

ДЖЕННАРО. Еще бы, донна Конче! За медовый месяц кто только не ослабеет.

ЭДУАРДО, насупившись, со все большей угрюмостью, разворачивает пакет и выкладывает на стол всякие лекарства.

КОНЧЕТТА. Да разве можно развозить свою любовь повсюду, подобно уличному торговцу? В мое время никаких этих свадебных путешествий не практиковали. Поступали проще: едва обвенчавшись, супружеская пара запиралась у себя в доме и только через семь дней и семь ночей делала первый выход…

ДЖЕННАРО. Скажи лучше: выезда в коляске, ибо на ногах молодожены уже не держались. Именно так оно и бывало.

ЭДУАРДО( который до тех пор стоял к ним спиной, в ярости поворачивается). Если будете продолжать говорить гадости — изобью обоих! Видите вот это? Это всякие снадобья, которые мне присоветовала Грациелла! Каких только лекарств тут нет… Читайте: фосфор, кальций, витамин А, витамин Б, витамин В, витамин Г…

ДЖЕННАРО. На все буквы алфавита?..

ЭДУАРДО. Порошки и тестостерон. Понятно?

КОНЧЕТТА. Это еще что такое?

ДЖЕННАРО. Восстановитель мужской силы. Когда нету своей, одалживают у аптекаря.

КОНЧЕТТА. Боже милостивый! И сами остаются без нее?

Тем временем ЭДУАРДО, совсем обессиленный, снимает пиджак и усаживается на край постели, обхватив голову руками. ДЖЕННАРО и КОНЧЕТТА с испугом переглядываются.

( Подходит к Эдуардо.) Дон Эдуа, простите за нескромный вопрос: какого рожна нужна вам эта мужская сила?

ЭДУАРДО всхлипывает.

( Подсаживается к нему на постель и участливо, с тревогой восклицает.) Ангелы небесные! Не иначе, как его довели до этого всякие наговоры да сглазы! ( Кричит.) Дон Эдуа! Дон Эдуа!

ЭДУАРДО разражается слезами.

Что с вами? Ну скажите же вашей Кончетте, откройтесь ей! Быть может, я смогу вам помочь?

ЭДУАРДО. Нет… Никто мне не сможет помочь.

КОНЧЕТТА. Почему же — никто? А я?

ЭДУАРДО( взорвавшись). Никто не сможет помочь мне! Никто!..

КОНЧЕТТА( положив голову Эдуардо себе на колени ). Не надо… Что с вами? Что с вами случилось во время этого проклятого свадебного путешествия?

ЭДУАРДО( жалобно плача). Ничего!.. (Всхлипывает еще сильнее. К Дженнаро.) Ты понимаешь меня, Дженна? В этом-то вся беда: ровнешеньки ни-че-го!

КОНЧЕТТА. Ну разве это беда?

ДЖЕННАРО. Еще какая! Заткнись, безмозглая! (Ударяет ее по руке.)

ЭДУАРДО прячет лицо в подушках.

Ничего не сотворить с женой — это, по-твоему не беда?

КОНЧЕТТА( заикаясь от удивления) . То есть как это, дон Эдуа… извините за любопытство… Вы приняли меры? Постарались использовать…

ЭДУАРДО( садится на постели, смотрит на нее в упор, жалобным, словно ребенок, голосом ). Еще бы! Чего я только не глотал! И все без толку! Я говорил себе: Эдуа, ты хотел ее? Ее, которая так тебе нравилась? Так вот она! Она перед тобой, она твоя! Чего медлишь? Давай! Спеши! Лети!

ДЖЕННАРО (тоном доктора). И вместо этого?

ЭДУАРДО. И вместо этого — ни черта. В Позитано — ничего, на Капри — ни черта, в Таормине — ни черта…

ДЖЕННАРО. А на Сардинии пробовал?

ЭДУАРДО. Нет… в гостинице не было мест… Беда заключалась во мне… Полное бессилие… Представляете? Нахлынет — и хоть тресни! В момент, когда я был уже у цели, счастливый, воинственный, словно античный герой в рукопашной схватке… и говорил ей: «Ты любишь меня? Сильно любишь? Ну скажи, как ты меня любишь?..» и тут меня окутывал какой-то туман, черный покров… Я приходил в такое отчаянье, что готов был кричать: «Грациелла, вон отсюда! Убирайся! Если не уйдешь — позову директора гостиницы!»

ДЖЕННАРО. А дальше?

ЭДУАРДО. А дальше — под разными благовидными предлогами приходилось откладывать все до следующего дня.

КОНЧЕТТА. А на следующий день?

ЭДУАРДО. Страх сменялся страхом. Я трепетал: а вдруг меня снова окутает туман? Вдруг снова на меня накинут черное покрывало? И на тебе! Именно так все и случалось! О, что за мучительные ночи! Что за ночи!.. В Агридженто я даже к аптекарю сбегал… Говорю ему: «Дайте какого-нибудь снадобья, дайте яду, чего угодно… только избавьте меня от этого ада!» А он отвечает: «Лучше уж вы дайте мне чего-нибудь, чтобы я не лопнул от смеха. Дело, видать, в том, что вы ошиблись женой… либо…» Либо? — говорю я. «Либо ваша жена ошиблась мужем. Спасибо за доставленное веселье. Желаю счастья». Да разве этот паршивец не плюнул мне в лицо, не сказал, что во мне есть что-то от бабы?