Торквато Тассо - Аминта

Внемлите ж мне. Я на вершине был
Холма и птицам расставлял силки,
Как вдруг Аминту увидал; поспешно
Невдалеке прошел он от меня
Взволнованный и даже не ответил
На оклик мой. Догнав Аминту, я
Его остановил тогда, и мне
Сказал он: «Я прошу тебя, Эргасто,
Мою исполнить просьбу. Не мешай
Мне в том, что я намереваюсь сделать,
И клятвой страшной в этом поклянись».
И я (кто б мог предвидеть, что случится?)
Поклялся страшной клятвою, призвавши
В свидетели ее Гекату, Пана
И Феба; он привел меня затем
К отвесному обрыву. Вниз взглянувши,
От страха отступил назад я, он же,
Заметив это, улыбнулся, чем
Меня немного успокоил. Тут
Сказал он мне: «Так расскажи же нимфам
И пастухам о том, что ты увидишь».
Взглянув же вниз с обрыва, он прибавил:
«Если б острые зубы волков
Предо мною здесь были,
А не этот обрыв,
Я б хотел, чтобы, тело,
Это бедное тело,
Растерзали они,
Раз она так погибнуть могла,
Но я в этом не властен,
И не хочет мне небо
Оказать эту милость;
Изберу же дорогу,
Что все ж будет короче других.
За тобою я следую, Сильвия,
И с тобою я буду,
Коли это позволишь ты мне.
Я бы умер с восторгом,
Если б знал, что наверно
Твоего не нарушу покоя,
И что, с жизнью расставшись,
Ты свой гнев позабыла.
О, несчастная Сильвия,
За тобой я иду».
И это произнесши, он с обрыва
Вниз головою бросился, а я
От ужаса остался недвижимым.

Несчастный!

Горе мне!

Но почему, же
Так поступить ему не помешал ты?
Иль удержать от этого тебя
Могли те клятвы, что ему ты дал?

Ничуть. Я ими пренебрег: всегда
Ведь в случаях таких бессильны клятвы,
Безумное намеренье его
Понявши, ухватился я рукою
За этот пояс из тафты индийской,
Что он носил. Но, видно, предрекла
Жестокая судьба ему погибель;
Стремительно рванулся он, и пояс
Разорванный остался у меня
В руках.

Но что же стало с бедным телом
Его?

Не знаю. Посмотреть боялся
От жалости и ужаса я вниз,
Чтоб там Аминту не увидеть, на смерть
Разбившимся.

О, ужас небывалый!

Ах, я верно из камня,
Коли это известие
Не убило меня.
Если жизни лишила Аминту
Весть о том, что погибла
Та, которой он был ненавидим,
Не должна ль тем вернее
Жизнь отнять у меня
Смерть того, кем была так любима я?
Пусть ей в этом помогут
Сила скорби моей, иль железо,
Или этот вот пояс;
Своего ведь хозяина милого
Лишь затем ты покинул,
Чтобы мне отомстить
За лихой его жребий
И несчастную строгость мою.
Я б должна была быть
В этом мире подругой Аминты;
Но коль раньше того не хотела я,
Пусть же буду в аду
Я сопутницей верной его.

Утешься, бедная; в несчастьи этом
Одна судьба виновна лишь, — не ты.

О ком плачете вы,
Пастухи? Коль мое
Опечалило горе вас, — знайте,
Незаслужено мной состраданье,
Ибо было оно
Мне самой незнакомо.
Если ж плачете вы об Аминте,
Слезы — знак слишком малый
Для той скорби, которая
Столь великой достойна беды
Ради Бога, и ты
Осуши свои слезы, о, Дафна.
И прошу: из участья
(Не ко мне, а к тому,
Кто достоин его),
Помоги отыскать
Мне несчастного тело
И его погребенью предать.
Ведь меня удержать
Только эта забота и может —
От того, чтобы с жизнью
Не покончила тотчас же я.
Пусть хоть этим поступком
Заплачу я Аминте
За любовь, что питал он ко мне.
Хоть мои нечестивые руки
Могут дело благое
Осквернить, все ж оно,
Знаю, будет Аминте приятно:
Доказал ведь он смертью своею,
Как меня горячо он любил.

Готова в том тебе я пособить,
О смерти ж думать больше не должна ты.

До сих пор я, жестокая,
Для себя лишь жила,
А теперь для Аминты прожить
Остальную бы жизнь я хотела;
Но коль этого сделать
Уж нельзя, буду жить я
Для холодного тела его;
А окончив обряд погребальный,
Я окончу и жизнь.
Прошу тебя, пастух, путь укажи нам
К подножию обрыва.

Недалеко
Находится обрыв отсюда. Вы
Идите лишь по этой вот дороге.

Пойдем, дорога эта хорошо
Знакома мне.

Прощайте ж, пастухи,
Прощайте же, ручьи, холмы, леса,
Прощайте.

По ее словам не трудно
Понять, что приготовилась она
Расстаться с этой жизнью навсегда.

Амур, друг мира! Уз незримо-властных
Скрепитель ты, а смерть — их расторжитель!
Восторжествуй над торжеством ее:
Свяжи навеки две души прекрасных
И не отвергни землю, как обитель,
Тем небо на нее переселя.
Верь! небо заменит тебе земля:
Лишь возврати покой в сердца, властитель,
И тысячи безумств, источник мук,
Из них ты изгони — и вечный круг
Изо всего, что преходяще было,
Созижди ты божественною силой.

Влюбленные печальные, пора
На ложе отдохнуть вам до утра!
Уж солнце потухает,
Ночь маки и фиалки рассыпает!
Безмолвия и сна приходит час;
А если спать не могут мысли в вас,
Пусть хоть слегка утишит
Спокойствие ночное вашу грусть
Глубокую, и пусть
Заря и месяц плач ваш не услышат
Сокройтесь же, молчание храня,
Амура слуги верные. До дня
Грядущего бог Пан вас отпускает.

Поистине, законы, по которым
Своим отвека управляет царством
Амур, — не жестоки! Его деянья,
Что мудрости исполнены незримой,
Напрасно осуждают. О, с каким
Искусством по неведомым путям
Ведет он человека, чтобы в рай
Любви его привесть, — и там его
Он окружает радостью, тогда как
Лишь гибели несчастный ожидал.
Так и Аминта горестный вершины
Достиг блаженства, бросившись с обрыва.
Счастливец! И тем более ты счастлив,
Что мнил дотоль себя несчастней всех
И мне питать надежду, значит, можно,
Что все же та красавица, в улыбке
Которой скрыт жестокости ее
Клинок смертельный, — можно лишь мечтать,
Что состраданьем истинным она
Сердечные те раны исцелит,
Которые притворным милосердьем
Давно уже она мне нанесла.

Сюда идет Эльпино мудрый. Он
Так об Аминте говорит, как будто
Тот жив и даже счастлив. Как судьба
Влюбленных жестока! Иль он, быть может,
Считает, что влюбленных счастье в том,
Чтоб пробудить в груди любимой жалость
Своею смертью; значит, ты, Эльпино,
Любви блаженством это называешь!
Того же ты желаешь и себе?