Виталий Ручинский - Возвращение Воланда или Новая дьяволиада

Первым делом Козликов удостоверился, что Иван Степанович живой. Он позвонил из будки майору Громову и доложил обстановку. Вызвали «Скорую помощь». Пока она ехала, Иван Степанович очнулся и попытался рассказать Козликову про карету, кучера без лица и прочую чертовщину, включая говорящего кота Понятное дело, все услышанное Козликов воспринял как бред. Но зафиксировал в своем рапорте.

Врачи в больнице, куда доставили Ивана Степановича, недолго сражались за его жизнь. В хорошем смысле- недолго. Могучий организм, не ведавший пагубных воздействий алкоголя и никотина, взял свое, и старший лейтенант быстро пошел на поправку. Но причина инцидента оставалась загадкой. Тут еще подоспел козликовский рапорт, где упоминалась карета со странными пассажирами и не менее странным обслуживающим персоналом. Подключились следственные органы. На Петровке было заведено уголовное дело: «О покушении на жизнь и здоровье ст. лейтенанта ГАИ Перетятько И. С.»

Следователь посетил Ивана Степановича в больнице, когда тот завтракал яствами, принесенными женой Валентиной, запивая их жидким больничным чаем. Отвечая на заданные вопросы, он настаивал на карете, запряженной шестеркой лошадей, что и нашло свое отражение в протоколе допроса. Делать нечего, всерьез принялись разрабатывать карету. Что за карета? Откуда взялась?..

Родилось несколько хитроумнейших версий. Первая – карета могла быть похищена с киностудии «Мосфильм». Тем более, что «Мосфильм» совсем неподалеку. На этих киностудиях чего только нет? Версия частично подтвердилась. На «Мосфильме» как раз снимали картину об императрице Елизавете Петровне, в связи с чем было изготовлено несколько экипажей XVIII века. Увы, тщательное расследование, с допросами охраны киностудии и всех без исключения членов съемочной группы, не выявило решительно никаких улик. Главное, в ту ночь на «Мосфильме» не было лошадей. Их доставляли на съемки с подмосковного конного завода и тут же, в целях сохранности животных, увозили назад. Так подозрение, павшее на киношников, было пока оставлено.

На первый взгляд, странно, что следствие уперлось в одну лишь карету и полностью проигнорировало пассажира в берете и с тростью, а также бандита, переодетого черным котом. И уж, конечно, никто не допускал и мысли, что последний мог быть никаким не бандитом, а просто говорящим котом. В диалектический материализм говорящие коты любой масти не вписываются. А следователи, как вы сами понимаете, исповедовали эту, и только эту всепобеждающую теорию.

Еще одна «каретная» версия была связана с гипнозом. Психиатры, к которым обратились за консультацией, охотно ее поддержали. Вообразите такой сюжет. Перетятько останавливает обыкновенную легковушку, «Жигули» или, скажем, «Волгу», за нарушение правил уличного движения. А за рулем – гипнотизер! Что ему стоит внушить Ивану Степановичу, с целью избежать наказания, будто он едет не в автомобиле, а в старинной карете? На инспектора ГАИ гипноз производит столь сильное впечатление, что он теряет сознание, падает на проезжую часть и ударяется затылком об асфальт. А подлый гипнотизер безнаказанно уезжает.

Версия подкрепилась вот каким подозрительным фактом. Той же ночью, в 2 час. 58 мин. (обратите внимание: с разницей в две минуты!), другим постом ГАИ, у дома № 19 по Кутузовскому проспекту, была остановлена для проверки документов «Волга», принадлежащая заслуженному артисту республики, баянисту-виртуозу Чуваеву. Снеслись с КГБ, подняли чуваевское досье – и, о чудо! Оказывается, баянист-виртуоз приобрел определенную известность еще и как экстрасенс. Простым наложением руки не раз снимал у друзей и знакомых головную боль, излечивал их от насморка и других болезней. Хватились Чуваева, хотели его привлечь, а он, подлец, улетел в очередное концертное турне за границу. На этот раз по странам Африканского континента. Тут возникли и мотивы международного характера: наркобизнес и махинации с валютой! Обыкновенная вещь, Чуваев вез наркотики или же чемоданчик с валютою, а тут Перетятько – что везете? Что это у вас в чемоданчике?.. Чуваеву ничего другого и не оставалось, как его загипнотизировать. Аналогичные случаи имели место. Правда, не у нас, а за рубежом.

Сгоряча хотели немедленно возвратить баяниста-виртуоза на Родину, чтобы допросить с пристрастием. Но остереглись. За преждевременное прекращение гастролей и разрыв контракта пришлось бы выплачивать из государственной казны приличную неустойку.

За Чуваевым в Африке, помимо обычного наблюдения, было установлено еще и дополнительное, усиленное. Но оно мало чего дало. Что с того, если засекли его, когда он на рынке в городе Лусака обменивал пару электроутюгов отечественного производства на бусы из каких-то сомнительных камней? А позже, в республике Заир, толкнул стюарду из отеля фотоаппарат «Зенит». Да и какой советский человек, оказавшись в Африке или в Азии, не занимается мелкими коммерческими операциями, известными под названием «чейндж»?

По возвращении Чуваева вызвали на Петровку. Добивались, чтобы он признался, куда и откуда ехал той ночью. Куда – Чуваев ответил: естественно, домой, на проспект Мира. А вот откуда, отказался отвечать наотрез. Тогда ему прозрачно намекнули, что за неправильное поведение недолго и шлагбаум за кордон опустить. Мало того, что останется он без валютных заработков, еще неизвестно, станет ли рваться на его концерты население того же Мелитополя или Йошкар-Олы. По душе ли придется соотечественникам исполнение на электронном баяне произведений Баха или Соловьева-Седого, включая песню «Не слышны в саду даже шорохи»? В одном африканском королевстве она произвела настолько сильное впечатление, что ее даже хотели утвердить в качестве национального гимна.

Трудно сказать, чего больше испугался Чуваев: пониженного сервиса отечественных отелей, зарплаты исключительно в «деревянных» или безнадежной конкуренции с рок-группами, которые успели заполонить страну. Но только признался он, что был тем злополучным вечером в гостях у гражданки Лызловой Нонны Парфеновны, манекенщицы Центрального Дома моделей, проживающей в жилом массиве Матвеевское. Чуваев умолил сохранить его показания в строгой конфиденции. Он был женат, причем на генеральской дочке. Жена, равно и тесть, боевой генерал, навряд ли одобрили бы его странный визит к манекенщице.

Тотчас было добыто досье на гражданку Лызлову Н. П., урожденную Вострикову, 23 лет от роду, русскую, разведенную. В среде московской творческой интеллигенции, а также в коммерческих кругах она была известна под кличкой «Нонка-дай-дай» за неуемную страсть к дорогим подаркам. Но вот какая штука, если иметь в виду международные мотивы в покушении на Перетятько: в контактах с иностранцами Нонка ни разу не была засвечена. Наоборот, слыла истинно русской патриоткой. К путанкам относилась с глубоким презрением. К тому же была истово верующей.