Светлана Талан - Надеюсь и люблю

— Что ты должен был сделать в доме? — задал вопрос Максим Иванович.

— Испугать хозяйку, хозяйку испугать…

— И все?

— Убить… если получится, — тихо ответил таджик.

— Ясно. Как тебя зовут?

— Алимджан, начальник, Алимджан, — закивал головой задержанный.

Степан Васильевич вздохнул, достал мобильный и набрал какой-то номер.

— Не разбудил, Хамид Равшанович?.. Ну, прости, что потревожил. Вот что я хотел сказать, дорогой. У меня тут клиент в жмурики, хочет с тобой попрощаться… Алимджан, ага… Отпустить?! Просто так?! Нет уж, дорогой, просто так не получится… Объясню почему. Во-первых, он пытался проникнуть на чужую частную территорию. Во-вторых, планировал совершить покушение на жизнь одинокой, беззащитной вдовы. В-третьих, он утверждает, что послал его ты. И последнее. Он ранил человека в милицейской форме, а это уже совсем нехорошо. Улавливаешь мою мысль?.. Понимаю… Да, брат — это святое, родная кровь… Да… Да… Мое условие? Добавь к завтрашней сумме сто тысяч, так сказать, в качестве компенсации за нанесенный моральный ущерб. Жду. — Степан Васильевич закончил разговор, отключил телефон и улыбнулся.

— Ну что, орлы? Летите на отдых до утра. Будем ждать дорогого гостя. Спасибо, хорошо сработали. Ну, как там наш раненый? — обратился он ко мне.

— Рана глубокая. Надо, чтобы доктор наложил швы.

— Я могу вызвать Филипповича? — услышала я рядом спокойный, низкий голос Палыча.

— Конечно, — ответил Степан Васильевич.

Утром в доме появился Хамид Равшанович собственной персоной в сопровождении двух телохранителей.

— Доброе утро, — бросил он присутствующим глухим, хрипловатым голосом.

Я удивилась тому, как за сутки может измениться человек. Лицо Хама от переживаний, а может быть, и от долгих размышлений бессонной ночью, как-то сразу осунулось и приобрело сероватый оттенок. Глаза уже не излучали нагловатую иронию и злость, взгляд не был стальным, скорее потухшим и настороженным.

— Доброе утро. Если оно доброе, — ответил Степан Васильевич, попивая ароматный кофе.

— Где мой брат? — спросил Хам, ища взглядом Алимджана среди присутствующих, замерших в ожидании того, как будут дальше развиваться события.

— Деньги принес? — поставив чашку на стеклянную поверхность столика, спросил Степан Васильевич.

Хам кивнул головой своему телохранителю, и тот подал ему тяжелую сумку. Я уставилась на нее, как дура. Насмотревшись фильмов и прочитав много книг, я ожидала увидеть черный кожаный кейс с аккуратно уложенными в нем пачками зеленых купюр. Но это оказалась обычная, потертая, грязная полипропиленовая сумка в клетку! От увиденного я готова была рассмеяться, но громкий оклик Максима Ивановича: «Руки! Руки убери от сумки!» меня остановил.

Охранник Хама поднял руки и, медленно пятясь, отошел к своему хозяину. Хам натянуто, ехидно ухмыльнулся. Максим Иванович открыл молнию на сумке и высыпал деньги на диван. Шурша посыпались доллары, упакованные по десять тысяч. Крюк принялся их пересчитывать.

— Не доверяете? — спросил Хам, стоя у двери.

— Уже нет, — спокойно ответил Степан Васильевич.

— Где мой брат? — снова поинтересовался Хам.

— Что же ты, Хамид Равшанович, не ценишь кровные узы? Не по-вашему так поступать, не по-таджикски. Человек приехал просить о помощи, а ты… Что, не нашлось головорезов, чтобы послать на дело? Ах да! Им же платить надо! Но скупой, Хамид Равшанович, как известно, платит дважды…

— Я сам знаю, что мне делать, — грубо оборвал его Хам.

— И то верно,— сохраняя спокойствие, ответил Степан Васильевич. — Чужая семья — темный лес.

— Все верно, — подсчитав деньги и сложив их стопками на столике, доложил Максим Иванович.

Степан Васильевич дал знак рукой одному из ребят в форме цвета хаки, и тот вывел из соседней комнаты перепуганного Алимджана.

— Идем, — кивнул ему Хам и повернулся к выходу.

— Подожди, дорогой, — остановил Алимджана Степан Васильевич.

Хам замер у двери, потом медленно повернулся.

Степан Васильевич неторопливо протянул руку к деньгам, взял три стопки и протянул их насмерть перепуганному таджику.

— Возьми, здесь тридцать тысяч. Бери их и поезжай обратно в свой Душанбе, к семье, к детям. За такие деньги тебе пришлось бы пахать у брата всю оставшуюся жизнь.

— И он бы еще не раз послал тебя на убийство, — добавил Максим Иванович.

Маленький, щуплый Алимджан мог вызывать только сочувствие. При виде такой суммы его глаза забегали, но он не знал, шутка это или нет и как отреагирует его брат. Заметавшись между деньгами и братом, он наконец выбрал первое.

— Спасибо, спасибо, начальник, — схватив деньги, закивал головой Алимджан. — Да хранит тебя Аллах!

Он сунул деньги за пазуху и неуверенной походкой направился к брату. Всем присутствующим было ясно, что Степаном Васильевичем двигало отнюдь не желание помочь таджику. Он просто хотел унизить Хама, и ему это удалось. На лице Хамида Равшановича появилась злость, на скулах заходили желваки, губы сжались. Он покраснел от негодования, но сдержался.

— Теперь мы в расчете? — спросил Хам.

— Пожалуй, да, — выдержав паузу, ответил Степан Васильевич. — Как теперь у нас в народе говорят: «Попа о попу, и кто дальше прыгнет».

— Счастливо, — кивнул Хам, резко повернулся и вышел.

За ним последовали его телохранители. На их фоне фигурка Алимджана казалась жалкой, тщедушной, несчастной.

Степан Васильевич выдал всем ребятам, участвовавшим в операции, по пять тысяч долларов.

— Раненому товарищу — десять, — объяснил он, подавая Паше деньги.

— Спасибо! Рад служить! — козырнул расплывшийся в довольной улыбке Паша. — За такие деньги я готов принимать ранения ежедневно.

— Сынок, это не за ранение деньги, — остановил его Степан Васильевич и добавил: — Это за молчание. Надеюсь, вы все поняли, почему вам так много заплатили?

— Так точно! — донеслось со всех сторон.

— Подождите во дворе. Задание будет выполнено до конца, когда вы доставите меня с Максимом Ивановичем и деньгами до конечного пункта.

— Ясно! — ответили повеселевшие голоса.

Когда в комнате остались Максим Иванович, Степан Васильевич, Палыч и я, я вздохнула с облегчением. Подойдя к столу с деньгами, я отсчитала сто пятьдесят тысяч Степану Васильевичу, сто — отвратительному Крюку и подвинула к ним.

— Как и договаривались, — сказала я.

— А Равилю Закировичу? — спросил Максим Иванович.

— Я помню, — ответила я и отсчитала двадцать тысяч. — Палыч, отправьте по назначению.

— Хорошо, мадам, — как всегда тихо ответил Палыч.

— У меня будет еще одна просьба. Последняя, — сказала я и отгребла рукой несколько стопок. — Надо положить эти деньги в банк на мое имя. Помогите Палычу сделать это без особых проблем.