Светлана Талан - Надеюсь и люблю

Степан Васильевич, высокий, широкоплечий, с черными как смоль усами и заметно выступающим животом прошел к столу моего мужа и тяжело опустился в кресло.

— Я вижу, некоторые здесь совсем оборзели! Полный бардак! Что, опять хотите разборки устраивать?! — подавшись вперед, басил Степан Васильевич. — Опять «мокруха», опять дележ?! Не будет этого! Я не допущу!

Он так сильно ударил кулаком по столу, что я невольно вздрогнула.

— Это так, для подстраховки, — начал оправдываться Хам, сменив тон. — Сами понимаете — жизнь такая штука, сегодня ты ее за хвост держишь, а завтра она тебя пинком под зад…

— Твоему Медведеву все мало?! Не сидится ему спокойно, все неймется, шныряет, вынюхивает, да не там, где надо. Процент преступности растет, а он за своими шпионит! Сволочь он! — не обращая никакого внимания на оправдания Хама, почти кричал Степан Васильевич. — Майор Медведев, как я вижу, не дорожит своим местом!

— Почему же? — спохватился Хам, испугавшись, что его покровитель из-за одного звонка из столицы может лишиться должности. — Он очень любит свою работу…

— А если любит, тогда дискету на стол! — хлопнул тяжелой рукой по столешнице Степан Васильевич.

Хам нехотя полез рукой в боковой карман и, секунду поколебавшись, достал оттуда дискету и положил на стол.

— Надо бы посмотреть на этот компромат, — кивнул в сторону дискеты Максим Иванович.

— Сколько еще копий осталось? — спросил Степан Васильевич, не обращая внимания на предложение Крюка.

— Больше нет. Слово мужчины, — прозвучало глухо в ответ.

— Никто не будет ее смотреть. Поступим по-мужски, — сказал Степан Васильевич и взял с подоконника пепельницу. — Мы ее просто уничтожим и забудем об этом как о неприятном недоразумении. Ясно, Максим Иванович?

Гость из столицы достал дорогую зажигалку «Зиппо» и поднес ее к дискете. Она сморщилась и закапала расплавленными капельками в пепельницу под сожалеющим взглядом Хама.

— Ну все? Спор разрешен. Надеюсь, что вы, Хамид Равшанович, тоже поступите по-мужски и через два дня рассчитаетесь с вдовой Владимира Олеговича. — Степан Васильевич поднялся с кресла. За ним встали остальные. — Мне пора. Скоро мой самолет, да и вам всем надо идти работать. Так ведь?

Все утвердительно закивали головами и направились к выходу, попрощавшись со мной. Их провожал Палыч.

После ухода Хамида Равшановича мои гости поздно ночью вернулись в дом. Максим Иванович взял с собой четырех крепких ребят, Степан Васильевич — двух телохранителей. Для того чтобы мой охранник Леха ничего не услышал, ему дано было указание не покидать домик для охраны, погромче включить телевизор и находиться там неотлучно. Шесть человек были распределены по периметру забора на всю ночь. Возникло предположение, что Хам пришлет кого-то, чтобы либо убрать, либо запугать меня. В полумраке я устроила Максима Ивановича и Степана Васильевича на ночлег, а Равиль Закирович уехал домой.

Нервы у меня были напряжены до предела. Я не знала, что может произойти, но меня окутал пеленой страх. Забрав к себе в спальню Дика, я, не раздеваясь, укрылась одеялом и до утра не сомкнула глаз, прислушиваясь к каждому шороху. Но пес был спокоен, и до утра ничего не произошло.

Первая ночь прошла благополучно.

Утром все тихонько перебрались в дом. На улице в это время было уже довольно холодно, и охранники сильно замерзли. Я приготовила им горячий завтрак, напоила коньяком и уложила отдыхать до наступления ночи. Веры Ивановны в доме уже не было — я ее уволила сразу же после своего выздоровления, и все хозяйственные дела мне приходилось выполнять самой. Но это было лучше, чем терпеть рядом сухую, холодную и, казалось, бесчувственную домработницу.

В решающую ночь у меня появилось предчувствие надвигающегося ужаса. Я пыталась согреться под теплым одеялом, но леденящий душу страх не давал мне это сделать. Зубы стучали — то ли от нервного напряжения, то ли от холода. За полночь, пытаясь согреться и унять дрожь в теле, я натянула на голову одеяло. Дик залаял — одновременно с тем, как на улице раздалась автоматная очередь. Я как на пружинах подскочила с кровати и, забыв об осторожности, прильнула к окну. Там была кромешная тьма, но со стороны озера доносились какие-то крики и отборная матерная ругань. По данной мне инструкции я не должна была покидать свою комнату до особого распоряжения, но страх затмил мне рассудок, и я сломя голову побежала вниз, на первый этаж.

Кто-то зажег здесь свет. Хромая, вошел человек Максима Ивановича. Парень устало отбросил автомат в сторону и присел на пуфик. Рукой он зажимал рану чуть выше колена, из которой струилась кровь, окрашивая его форменные брюки в бурый цвет. Я бросилась к аптечке, и тут в дом ввели в наручниках невысокого мужчину лет сорока. По национальности он был, скорее всего, таджиком. На его лице застыл испуг, смешанный с ненавистью.

— Вот, полюбуйтесь, Максим Иванович, — грубо толкнув мужчину в спину, сказал парень с автоматом, — мазурик! Это он Пашу резанул ножом. Хотел перемахнуть через забор, а тут Паша…

— Кто тебя послал? — подошел к мужчине в наручниках Степан Васильевич и посмотрел ему прямо в лицо.

Тот молчал. А я, разрезав ножницами окровавленные Пашины брюки, торопливо перебинтовывала рану.

— Можешь молчать, но это молчание не в твою пользу.

— Я сам полез, сам, — испуганно заговорил человек с явным акцентом. — Увидел богатый дом — вот и полез.

— И сколько тебе заплатил Хамид? — не обращая внимания на его лепет, спросил Степан Васильевич.

Задержанный сразу как-то сник и опустил голову.

— Нисколько. Он ничего мне не платил.

— Значит, пообещал заплатить. Впрочем, мне это не интересно. Что ты должен был сделать? — продолжал допрос Степан Васильевич.

Человек еще ниже опустил голову и молчал.

— Говори! Иначе живым отсюда не выйдешь! — заорал Степан Васильевич так, что Дик прижал уши к голове. — Сейчас дам указание ребятам, и они отвезут тебя куда надо. Там ты точно заговоришь, а после тебя живьем зароют в тобой же выкопанную могилу!

Такие доводы незамедлительно дали результат, и задержанный человек, сбиваясь и заикаясь, быстро заговорил:

— Начальник, прошу тебя, не убивай! В Душанбе у меня осталось четверо… четверо ребят… моих деток, жена осталась… Хамид — мой двоюродный брат. Туго нам живется в Душанбе, голодно. Я приехал к брату за помощью. К кому же еще мне обратиться? Жена сказала: «Поезжай, в колени поклонись, попроси брата помочь». Я приехал… Брат говорит: «Поможешь мне один раз — я тебе сто раз помогу». И послал меня сюда… Начальник, пожалей моих деток, прошу тебя! Отпусти меня, я уеду в Душанбе… Я не виноват… Я не хотел ранить твоего парня, так получилось, от неожиданности. Хамид сказал, что в доме всего один охранник. Я не ожидал, что… Отпусти меня, начальник, у меня жена…