Светлана Талан - Надеюсь и люблю

— Здравствуйте, — сказала я, ища глазами за ее спиной Сергея.

— Катя? — удивилась Лилия Васильевна, словно увидела перед собой привидение.

— Кто там? — раздался из глубины комнаты голос Олега Владимировича, а потом показался и он сам.

— Это Катя, — ответила ему растерянно Лилия Васильевна без привычной улыбки на лице.

— Катя? — заглянул через плечо жены высокий Олег Владимирович и поправил свои вечно съезжающие с носа очки, словно пытаясь воочию убедиться, что на пороге стоит не привидение, а живой человек.

— Да, это я. Можно войти? — спросила я.

— Пожалуйста. — Лилия Васильевна распахнула дверь, жестом предлагая нам пройти.

Я вошла в коридор, ища глазами Светкину обувь.

— Проходите, присаживайтесь, — вежливо, но не очень дружелюбно пригласил нас отец Сергея.

— Это мой друг Николай Павлович, — представила я своего спутника.

— Очень приятно, — сдержанно кивнул Олег Владимирович. — А я подумал, что муж.

— У меня нет мужа. Я — вдова, — ответила я, присаживаясь на краешек дивана.

Лилия Васильевна, прежде такая улыбчивая, сегодня сохраняла серьезность, но я объяснила это тем, что она на меня обижена. Ее прическа, которая всегда казалась мне чересчур пышной и несоразмерно большой, сейчас выглядела жалкой. А Олег Владимирович показался мне более грустным, чем раньше, и постаревшим.

— Как ваши? — спросила я, имея в виду Сергея и Свету.

— А ты не в курсе? — спросила Лилия Васильевна, избегая наших с Николаем Павловичем взглядов. — Сергей со Светой прожили вместе несколько месяцев и разошлись.

— Простите, я не знала, — тихо сказала я, чувствуя неловкость своего положения. — А где сейчас Сергей?

— Сергей? Беда у нас с Сергеем, — сказала огорченно Лилия Васильевна и закрыла глаза, чтобы не расплакаться.

— Что случилось? — спросила я упавшим голосом.

— Сергей сейчас под следствием, — сказал Олег Владимирович и отвернулся.

— В СИЗО, — уточнила тонким голосом Лилия Васильевна.

— Что произошло? Расскажите мне, пожалуйста, — попросила я.

— Зачем? Разве тебе не все равно? — сказала Лилия Васильевна, не поворачивая головы в мою сторону.

— Я… Я прошу у вас прощения за все, что сделала, — на одном дыхании выпалила я. — Простите меня, если сможете, но прошу вас, расскажите, что случилось.

Супруги Архиповы переглянулись, и Олег Владимирович мне все рассказал. Последнее время Сергей работал водителем. Однажды ночью за городом какой-то бомж решил покончить жизнь самоубийством…

— Я точно не знаю, как это было, но сын говорил, что он вынырнул из темноты и попал под колеса, — произнес Олег Владимирович, и я увидела, как дрожат его длинные пальцы. — Сергей растерялся, испугался и проехал еще метров сто-двести. Потом, осознав происходящее, сдал назад. Он вернулся на место аварии. Там уже стояла какая-то машина, и ее хозяин позвонил в милицию… Бомж был уже мертв.

— Но Сергей ведь не виноват в том, что кому-то надоело жить и он выбрал именно его машину, — начала я. — Надо просто нанять хорошего адвоката.

— Есть у нас адвокат, но пока ничего не выходит. — Олег Владимирович поправил дрожащим пальцем очки.

— Может, надо поменять адвоката? — оживилась я. — Мы могли бы найти хорошего правозащитника?

Последний вопрос я адресовала Николаю Павловичу, до сих пор не вмешивавшемуся в разговор.

— Конечно, можем, — ответил он.

— Это бесполезно, — махнула пухленькой ручкой Лилия Васильевна и опять взглянула на супруга.

— Вы чего-то недоговариваете, — заметила я. — Мы с Николаем Павловичем смогли бы помочь Сергею, но для этого нам надо знать всю правду.

— Правда, Катя, заключается в том, что Света замужем за следователем, который ведет дело нашего сына. Супруг у нее ревнивый и сделает все, чтобы упрятать Сергея за решетку. Знаешь, какие подлые бывают милиционеры… Впрочем, откуда тебе знать? — махнул рукой Олег Владимирович. Интеллигентность даже в такой момент не позволила произнести ему слова «мент» или «мусор».

— Дайте мне адрес, я хочу поехать к Сергею в СИЗО. Думаю, что все вопросы можно решить… — Я замолчала на полуслове, чуть не сказав: «с помощью денег».

Архиповы еще раз переглянулись, и Олег Владимирович рассказал мне, где находится СИЗО. Мы с Николаем Павловичем направились к выходу.

— Не держите на меня зла, — попросила я еще раз Лилию Васильевну, закрывавшую за мной дверь.

— Катя, — остановила она меня, явно испытывая неловкость. — Может, это и не мое дело, но я хотела бы спросить…

— Да, да, спрашивайте, — обрадовалась я, чувствуя, что между нами протянулась нить хороших взаимоотношений, пусть пока что и тоненькая, как паутинка.

— Ты была у своих родителей?

— Еще нет. И я вас очень прошу, если встретите их, не говорите, что я к вам заходила. Через месяц я сама приеду к ним и все объясню.

— Значит, ты ничего не знаешь? — произнесла мама Сергея, и я увидела в ее глазах сочувствие.

По моей спине пробежал холодок плохого предчувствия, но я отбросила дурные мысли.

— Что именно?

Лилия Васильевна молчала, глядя куда-то мимо меня.

— Не молчите, прошу вас! — почти закричала я.

Николай Павлович, уже спускавшийся по ступенькам, резко остановился и подбежал ко мне:

— Что случилось?

— Иван Петрович… Нет уже Ивана Петровича. Умер он. Инфаркт.

Последние слова были для меня словно удар молнии. Я вскрикнула и почувствовала, как уходит почва из-под ног. Последнее, что я запомнила — сильные руки Николая Павловича, подхватившие меня…

Николай Павлович вел мою машину, а я сидела сзади, забившись в угол. Я подтянула колени к себе и, обхватив их руками, оцепенела.

— Катя, не вините себя ни в чем. У вашего отца мог случиться инфаркт независимо от того, были бы вы дома или нет, — пытался успокоить меня Николай Павлович.

— Это я его довела. Я во всем виновата, — сказала я, с трудом ворочая пересохшим языком.

— Болезнь не выбирает. Она просто приходит…

— Он умер накануне нашей с Володей свадьбы. Я звонила маме, и она хотела мне что-то сказать, но я не стала слушать… Почему я тогда не поговорила с ней? Почему я такая дура? Если бы я тогда ей ответила, то смогла бы хотя бы попрощаться с отцом... Бедная моя мама! — Наконец меня прорвало, и я разрыдалась.

— Поплачьте, Катя, поплачьте. — Николай Павлович остановил машину у обочины. — Излейте горечь утраты, и вам станет легче.

Я рыдала, всхлипывая и причитая:

— Папочка, прости! Прости меня, дуру! Я не хотела, чтобы так получилось, не хотела-а-а…

Здание СИЗО из мрачного серого кирпича едва виднелось из-за высокого кирпичного забора, обтянутого колючей проволокой «Егоза». С улицы был вход в одноэтажный административный корпус. У его крыльца в несколько обвалившихся ступенек толпились люди с полными сумками, приехавшие на свидание с заключенными. Я вышла из машины с маленькой сумочкой в руках, и женщины, стоявшие с грустными лицами у входа, проводили меня любопытными взглядами.