Светлана Талан - Надеюсь и люблю

— Но очень замкнутая, — продолжил Николай Павлович. — Вернее, недоверчивая. Обычно дети тянутся к взрослым, ища у них защиты, тепла, а Даша держится в сторонке.

— Бедная моя девочка! — прошептала я.

— Ничего, детка. — Николай Павлович обнял меня за плечи. — Все наладится, и лед в сердце вашей красавицы растает. Я знаю одно: все будет хорошо. Только не надо плакать. Надо уметь признавать свои ошибки и исправлять их.

Я утвердительно покивала головой и проглотила ком, застрявший в горле…

Дни ожидания тянулись невыносимо долго, тоскливо, словно за окном все время моросил надоедливый осенний дождь. Прошла зима, началась ранняя весна, которую я не замечала, а вопрос с Дашей все еще не был решен. То назначали какие-то заседания, то переносили их из-за отсутствия каких-то бумаг, то еще что-то. И это «что-то» порядком измучило и меня, и Николая Павловича. Но однажды в апреле он приехал домой усталый, с покрасневшими глазами, но счастливый.

— Ну что? — спросила я.

— Скоро финиш, Катя, — сообщил Николай Павлович. — В середине мая состоится последнее заседание суда, на котором вы обязательно должны присутствовать.

— И все?!

— Да, все.

И я опять расплакалась, но уже от радости.

— Что вы, Катя, что вы, — обнял меня Николай Павлович. — Не надо. Самое страшное позади.

— Теперь я могу обустроить детскую комнату? — всхлипывая, спросила я.

— Да, теперь уже можно, — дал «добро» Николай Павлович. — Нанимайте дизайнеров, строителей… Еще нам с вами надо будет съездить к нотариусу, оформить покупку квартир.

— Мы поедем в мой родной город?

— Поедем. Знаете, Катя, я немножко посвоевольничал в том, что касается квартиры Макса, — замялся Николай Павлович.

— Вы не выполнили его условий? — Я удивленно подняла на Николая Павловича заплаканные глаза, забыв вытереть слезы.

— Нет. Квартиру ему я нашел, правда, на последнем, девятом этаже, но он был не против. Кстати, Макс потребовал еще и мебель, и я дал согласие на приобретение самого необходимого. Я поставил ему условие, чтобы в случае его смерти квартира досталась Даше. Мы сразу же это оформим.

— И он согласился?

— А куда ему деваться?! Хотя, как мне кажется, Макс уже не сможет вернуться к нормальной жизни. Но… Поживем — увидим.

— Мне все равно, — ответила я.

Измучив дизайнеров, я с трудом определилась, какой должна быть детская комната. По составленному дизайн-проекту я заказала мебель и наняла строителей, поставив над ними надсмотрщиком Леху.

Рано утром мы с Николаем Павловичем выехали на «Хаммере» в мой родной город.

У нотариуса я испытала ужасную неловкость и стыд, когда в кабинет вошел Макс. От него несло помойкой и стойким перегаром. Нотариус с удивлением смотрел на нас с Николаем Павловичем, оформлявшим дарственную на имя Макса, не соизволившего даже вымыть руки. Секретарша морщила маленький носик, подавая документы Максу на подпись, — наверное, мечтала о том, чтобы мы поскорее покинули кабинет. Когда сделка была завершена и мы направились к выходу, бедная девушка схватила освежитель воздуха и забегала по кабинету, распыляя его во все стороны. Я не выдержала и рассмеялась.

— Что-то не так? — скривив губы, спросил Макс.

— Все нормально, — сквозь смех ответила я и отвернулась.

— За старика выскочила, — кивнул Макс в сторону Николая Павловича. — «Бабки» его понадобились.

— Вы правы, — вежливо улыбнулся Николай Павлович. — Всего вам доброго.

— Катя, — остановил меня Макс.

Я обернулась. Он стоял грязный, растерянный, очень несчастный. Левый глаз у него нервно подергивался, а под правым была лиловая гематома.

— Что еще? Ты получил все, что хотел?

— Да, спасибо тебе. Я хотел спросить, мы еще увидимся?— произнес Макс, теребя в руках бумаги.

— Надеюсь, что нет, — ответила я, не испытывая к этому человеку никаких чувств, кроме жалости.

Резко повернувшись и даже не попрощавшись, я поспешила к машине. Макс меня не окликнул. Я села за руль и, как когда-то, машинально поехала к родительскому дому.

Остановившись у соседнего подъезда, я напрасно искала глазами машину отца: ее опять не было на привычном месте. «Наверное, папа на работе», — подумала я и стала вглядываться в лица людей, надеясь хоть издали увидеть маму.

— Вы здесь жили? — вывел меня из задумчивости голос Николая Павловича.

— Да. Видите окна с розовыми шторами? — показала я пальцем. — Там была моя комната.

— И в ней висело свадебное платье, — сказал Николай Павлович. — Катя, а что вам известно о судьбе Сергея, кроме того, что он женился на вашей подружке Свете?

— Ничего. Абсолютно ничего, — помотала я головой.

— Может, стоит поинтересоваться? — как бы невзначай спросил Николай Павлович.

Его слова задели застывшие струны моей изболевшейся души, мгновенно оживив то, что я пыталась похоронить в самом отдаленном уголке сознания. И вдруг это вырвалось наружу. Так бурный, стремительный весенний поток сметает все на своем пути, не оставляя никакого шанса. Я столько лет пыталась забыть Сергея, вычеркнуть его из своей жизни, считая себя недостойной даже думать о нем, но слова Николая Павловича перевернули все внутри меня, заставили меня поднять руки вверх и смириться с неизбежным.

— Я люблю его, — произнесла я вслух то, что пыталась скрыть от самой себя. Сдерживаться дальше у меня уже не было сил, и я повторила: — Я люблю его, и всегда любила. Только, чтобы это понять, мне пришлось пройти нелегкий, долгий путь.

— Наверное, так было надо.

— Наверное. А может, я просто бестолковая? — пожала я плечами.

— Заедете к Сергею? Вы ведь хотите узнать о его судьбе?

— Мне страшно.

— Почему?

— Мне кажется, что при встрече с ним у меня разорвется сердце.

— Я буду рядом.

— А если… если он будет вместе со Светкой?

Я с надеждой посмотрела на Николая Павловича. Мне так хотелось, чтобы он сейчас взял меня за руку и сказал: «Я уже все разузнал. Сергей один и надеется на встречу с вами…» Но чуда не случилось.

— Поедем и все выясним, — ответил Николай Павлович.

И я поехала. Я знала: если не сделаю это сегодня, то не сделаю уже никогда.

Дом Сергея был недалеко. Не колеблясь ни минуты, я решительно захлопнула дверцу автомобиля и, посмотрев, идет ли за мной Николай Павлович, поспешила к подъезду. «Сейчас мое сердце разорвется и рассыплется на мириады мелких частиц», — думала я, поднимаясь по ступенькам. «Тук-тук, тук-тук», — выбивало оно бешеный ритм под звонкий стук каблучков.

Подойдя к двери, я вдруг струсила и остановилась, почувствовав, что нас с Сергеем разъединяет не дверь, а огромная пропасть долгих лет. Николай Павлович нажал на кнопку звонка. Казалось, прошла вечность, прежде чем по ту сторону послышались чьи-то шаги. Мое сердце перестало стучать. Дверь приоткрылась, и я увидела Лилию Васильевну.