Светлана Талан - Надеюсь и люблю

— Нам не о чем с тобой говорить, — сказала она тихо, и ее ответ был словно пощечина.

«Лучше бы ты ударила меня, отругала последними словами, чем так смотреть», — думала я, пытаясь найти нужные аргументы.

— Надюша, кто там? — услышала я мужской голос и, подняв голову, увидела высокого стройного парня, заглядывающего через плечо Нади.

— Да так, ошиблись адресом, — ответила она, продолжая смотреть на меня.

— Прости, — прошептала я, не поднимая головы и боясь снова поймать на себе ее укоризненный взгляд.

Быстро повернувшись, я почти побежала к машине.

Пройдя заседание суда и все круги ада бумажной волокиты, мы с Николаем Павловичем приехали забирать Дашу. Вышло так, что это совпало с днем ее рождения. Именно сегодня, четырнадцатого мая, Даше исполнялось три года. В полуобморочном состоянии я переступила порог детдома. Мне предстояло встретиться с дочерью, которую я ждала с таким нетерпением три долгих года. Я наломала за это время много дров, но бесстрашно стремилась к ней.

В самый последний момент я испугалась и дрожала как осиновый лист, цепко ухватившись за руку Николая Павловича.

— Не волнуйтесь, все будет хорошо, — погладил он мои дрожащие пальцы и улыбнулся, пытаясь меня приободрить.

Я сидела в фойе, когда открылась дверь и воспитательница за руку подвела ко мне мою Дашу. На меня из-под густых пушистых ресниц с нескрываемым любопытством смотрели большие, цвета молочного шоколада грустные глаза.

— Дашенька, — прошептала я и протянула руки ей навстречу.

Девочка мгновенно спрятала ручонки назад и, подняв голову, посмотрела на толстую воспитательницу.

— Она будет моей мамой? — спросила Даша тонким голоском.

— Даша, это и есть твоя мама, — объяснила женщина. — Я тебе уже говорила, что мама заберет тебя и ты будешь с ней жить.

— А она не будет меня пороть? — совсем по-взрослому спросила Даша, рассматривая мои застывшие протянутые руки.

— Нет, — улыбнулась воспитательница. — Никто тебя обижать не будет. Иди к маме, не бойся.

— Я не боюсь.

И Даша сделала мне навстречу маленький шажок, переставляя ножки в потертых сандаликах.

— Дашенька, я — твоя мама, — начала я ласково, нежно, боясь спугнуть это маленькое чудо с черными кудряшками и круглыми розовыми щечками. — Иди ко мне, я тебя не обижу. Хочешь домой?

— Да, — ответила девочка и протянула мне тоненькую ручку.

Я обхватила ладонями маленькую теплую ручонку с розовыми ноготками, и от этого прикосновения по моему телу побежали мурашки. Как же мне хотелось прильнуть губами к маленьким пальчикам и расцеловать их! Но, боясь испугать дочь, я продолжала тихонько разговаривать с ней:

— У тебя сегодня день рождения. Ты знаешь об этом?

— Да, — ответила Даша и с любопытством посмотрела на меня.

— Хочешь, я подарю тебе большого-большого медвежонка?

— Да.

— Ты будешь с ним спать в кроватке?

— Буду.

— А дома тебя ждут куклы, много-много кукол. Все они твои.

— Нельзя много игрушек, — нахмурила узкие черные бровки Даша.

— Почему? — спросила я, не выпуская ее мягкую ладошку.

— Каждый должен играть одной игрушкой, другие дети тоже хотят куклу, — серьезно объяснила девочка и посмотрела на меня удивленными большими глазами. — А ты разве не знала?

— Поедешь со мной? — спросила я, не зная, как ответить на простой детский вопрос, от которого у меня защемило сердце.

— На автобусе? — Глазки Даши загорелись.

— На машине. Ты когда-нибудь ездила на машине?

— Нет, — помотала она головой, и ее кудряшки запрыгали в такт движению.

— Иди ко мне, — сказала я и хотела взять ее на руки, но Даша отстранилась от меня, спрятавшись за толстую ногу воспитательницы, словно за тумбу.

— Я уже большая, сама пойду, — сказала моя дочь, выглядывая из-за массивного тела женщины.

— Даша, не капризничай, — сделала ей замечание воспитательница. — Иди с мамой.

Даша покорно покинула свое убежище. Николай Павлович, молча наблюдавший за нами, протянул ей руки:

— Иди ко мне. Я сильный, могу тебя понести.

Даша протянула ему обе ладошки, и Николай Павлович взял ее на руки.

— Скажи «До свидания» воспитательнице и помаши ей ручкой, — сказал Николай Павлович.

— Пока, пока, пока, — помахала рукой Даша, а пышнотелая воспитательница утерла набежавшую слезу:

— Пока, пока, пока, Даша.

— Ты будешь моим папой? — спросила Даша Николая Павловича, когда он нес ее к автомобилю.

— Нет, я твой дедушка. Дедушка Коля.

— Дедушка Коля, ты хороший? — задала очередной вопрос Даша, трогая пальцем щеку Николая Павловича.

— Хороший. И мама у тебя хорошая.

— А у Стасика мама алкашка.

— Надо же! — изумленный заявлением Даши, сказал Николай Павлович. — Вот на этой большой и красивой машине мы поедем домой.

— Большой и красивой! — эхом повторила Даша, зачарованно рассматривая автомобиль.

— Смотри, какой мишка тебя ждет! — распахнула я дверцу автомобиля, где на заднем сиденье заждался свою новую хозяйку большой медведь.

Даша ловко вскарабкалась в машину и уселась рядом с игрушкой.

— Это мой? — спросила она, обнимая медведя.

— Конечно, твой, — ответила я, усаживаясь рядом.

— Хороший! — Даша поцеловала медведя в большой черный нос.

Мы поехали домой. Я обняла Дашу за худенькие плечики и услышала ее детский запах. У меня защипало в глазах. «Моя маленькая Дашенька, — обращалась я мысленно к дочке. — Никогда, никогда мы больше не расстанемся».

— Машу тоже мама домой забирала, — сказала Даша.

— И что же?

— А потом привезла ее назад. Нянечка сказала, что Маша не слушалась маму и плохо себя вела, — рассуждала Даша. — Маша писалась в кроватку.

— А что еще говорила нянечка? — пытаясь поддержать разговор, спросила я у дочери.

— У Саши есть мама. Она его тоже скоро заберет. А папы у Саши нет. Его мама нагуляла.

— Что?! — переспросила я, услышав, как девочка повторяет взрослые слова. — Так сказала нянечка?

— Да, нянечка Валечка так сказала.

— Что еще она говорила?

— Говорила, говорила… Она говорила, что моя мама — богатая стерва, — с невозмутимым видом серьезно заявила Даша, а я застыла с открытым ртом.

— У тебя, Дашенька, очень хорошая мама, — вмешался в разговор Николай Павлович.

— Ты хорошая? — Даша подняла на меня круглое личико и с любопытством заглянула в глаза.

— Хорошая, — ответила я, прижимая к себе дорогое, теплое, худенькое тельце дочери.

— Ты не отдашь меня назад?

— Никогда! — воскликнула я, проглотив комок, застрявший в горле.

— Теперь нужно дождаться приговора, — доложил мне Николай Павлович, вернувшись домой.

— Когда суд?

— Через месяц.

— Все будет нормально?

— Конечно. Адвокату хорошо заплатили, судьям — тоже. Да и о погибшем бомже никто не беспокоится. Так что осталось только ждать. — Николай Павлович устало опустился в кресло.