Светлана Талан - Надеюсь и люблю

— Николай Павлович, сдайте магазин в аренду. Уже пора.

— Как скажете. Ну, как Даша?

— Мне придется приложить немало усилий, чтобы она привыкла к новой жизни. Представляете, она до сих пор боится брать игрушки, чтобы их не сломать, — вздохнула я.

— Ничего. Самое главное, что теперь вы вместе, — улыбнулся Николай Павлович и добавил: — Есть еще одна новость. Сегодня мне звонил нотариус. Макс погиб.

— Как? — спросила я, почувствовав жалость к пропащей душе.

— По пьянке выпал с балкона и разбился — такова версия следователя. А там кто его знает, как было на самом деле? В квартире была пьяная компания, которая, как они говорят, даже не заметила исчезновения Макса.

— Значит, он так и не бросил пить, — покачала я головой.

— Теперь его квартира перейдет нашей невесте в приданое.

— Да уж… — протянула я в задумчивости.

Оставив Дашу дома с Николаем Павловичем, я поехала в центр города, чтобы уладить кое-какие дела. Припарковав машину, я прошла мимо трех девушек-проституток, стоявших у дороги. Когда-то я спасла стоявшую на этом месте Аленку. А вот еще раз спасти не смогла — опоздала. «Прости, Аленочка», — мысленно попросила я и подняла глаза, наполненные слезами, туда, где очень далеко, в неведомых нам местах обитала теперь ее душа.

Чувствуя на душе тяжелый осадок от горьких воспоминаний, я спустилась по ступенькам в подземный переход. Пройдя мимо уличных музыкантов, я подошла к одноногому старику. Он дремал, привычно протянув руку вперед. Почувствовав на себе взгляд, старик мотнул головой и посмотрел на меня.

— Как дела, батя? — обратилась я к нему так же, как когда-то мой покойный муж Володя.

— Хорошо, деточка, хорошо, — ответил старик, протягивая ко мне дрожащую ладонь.

— Где вы сейчас ночуете?

— Как всегда, под мостом. В трубе я живу, деточка, в трубе.

— Поднимайтесь, пойдемте со мной.

— Куда? — испугался старик.

— Паспорт свой не потеряли?

— Нет, паспорт у меня есть, есть! А как же без документа? Документ всегда при мне, — бойко говорил старик, похлопывая по нагрудному карману лоснящейся от грязи клетчатой рубашки.

— Хватит, батя, жить под мостом. Пора переезжать в свой домик, — сказала я, подавая ему костыли.

— Вы берете меня на работу? — обрадовался старик. — Вы не смотрите, что я без ноги. Я все могу: и дров нарубить, и по плотницкой части, и так, если что надо подсобить, всегда пожалуйста. Вы, дамочка, не пожалеете, вот увидите…

Я взяла старика под руку и повела его наверх. Цветочницы провожали нас любопытными взглядами.

— У деда дочь объявилась, что ли? — услышала я за спиной.

— Какая там дочь?! У него ведь сын. Может, родственница какая нашлась?

— Богатая, видно.

— И не говори. И откуда у людей такие деньги? — шушукались цветочницы.

Толпа зевак удивленно наблюдала за этой сценой: я, шикарно одетая, в дорогих украшениях, короткой юбке и лакированных босоножках на тонких высоких каблуках, помогала сесть в черный «Хаммер» грязному бездомному старику.

Я отвезла его в ближайшую деревню, где уже давно присмотрела небольшой, но аккуратный кирпичный домик с маленьким огородом и садом. Местный нотариус быстро оформил акт купли-продажи, и я, оставив обезумевшего от счастья старика в новом жилище, поехала на кладбище.

Склонив голову у могилы Володи, я рассказала ему о том, как помогла «бате». Думаю, что мой муж был бы доволен моим поступком. Чувствуя на душе тяжелый камень, я покинула кладбище, еще раз сказав на прощанье: «Прости меня, если сможешь». Уходя, я поблагодарила Володю за жизненные уроки, которые он мне преподал, вспомнив его слова: «Когда-нибудь ты, Катя, убедишься, что деньги могут все. Рано или поздно ты узнаешь их власть, и они тебе помогут». Действительно, что бы я делала без денег? Вернула ли бы я Дашу? Смогла бы помочь Сергею? Конечно же, нет. И в то же время, что могут деньги, если Сергей не хочет меня видеть? Чувства… А вот чувства за деньги не купишь, Володя…

Цвела сирень, благоухала всевозможными запахами, воздух, небо — все было чистым и прозрачным в тот день, когда в дом, купленный мной для Николая Павловича, он привез свою жену. У нее были седые, коротко стриженные волосы, а исхудавшее щупленькое тельце в инвалидной коляске казалось совсем маленьким. Вдоль тела Марины Павловны лежали слабые, усохшие руки. Я посмотрела на ее лицо с выступающими скулами и узкими, бесцветными губами. Даже в таком болезненном состоянии была видна былая красота этой женщины.

Николай Павлович поставил инвалидную коляску под огромной старой яблоней.

— Мариночка, здесь мы будем жить, — обратился он к жене. — Ты ведь хочешь, чтобы у нас был сад?

В глазах женщины появился живой огонек.

— Сад? Ты говоришь, сад? — переспросила она, осмысливая сказанное мужем.

— Да, настоящий фруктовый сад. Вот он. Посмотри, как здесь красиво. Мы будем теперь здесь жить.

— А озеро? — вспомнив о чем-то далеком, оживленно спросила Марина Павловна и посмотрела на мужа. — Коля, здесь есть озеро?

— Конечно! Видишь, посреди сада проходит аллея? Она ведет прямо к озеру. Я обязательно тебе его покажу. Когда захочешь, мы будем смотреть на воду.

— Это хорошо, — закивала головой женщина. — Ты будешь ловить рыбу?

— Буду. Я буду ловить рыбу, а ты будешь рядом со мной, всегда рядом. Я вышел на пенсию.

— Это хорошо, Коля, хорошо. Я тоже уже на пенсии, — сказала Марина Павловна.

В это время Даша, бродившая по саду, подошла к Марине Павловне и молча протянула ей сорванный где-то красный тюльпан. Женщина внимательно посмотрела на девочку, и ее лицо стало каким-то растерянным, испуганным.

— Коля, это наш сын? — спросила она, взглянув на мужа.

— Нет, Мариночка, это наша внучка, — ответил Николай Павлович.

Я взглянула на него. Его красивые, как у Алена Делона, глаза увлажнились.

— Внучка? Дочь нашего сына? — уточнила Марина Павловна.

— Меня зовут Даша, — сказала моя дочь, заботливо поправляя плед на коленях женщины. — А ты моя бабушка?

— Даша… Красивое имя… Красивая девочка, наша внучка, — медленно произнесла Марина Павловна, рассматривая Дашу.

— Бабушка, хочешь, я принесу тебе еще цветочек? — спросила Даша, поглаживая худенькую руку женщины.

— Принеси, Дашенька, принеси, — улыбнулась ей Марина Павловна.

— Кажется, они подружились, — шепнула я Николаю Павловичу.

— Она улыбается, — кивнул он в сторону жены. — А это бывает так редко. Кстати, где Даша?

Мы повернулись, ища глазами мою дочь, и увидели ее в соседнем саду посреди огромной клумбы, на которой росли тюльпаны. Даша уже успела нарвать огромную охапку цветов. Переглянувшись, мы с Николаем Павловичем от души рассмеялись.

— Дашенька! — окликнула я дочь. — Иди сюда, солнышко.