Сократ встречает Макиавелли - Питер Крифт

Макиавелли:Не забывай, Сократ, что я здесь говорю о практической пользе. Я утверждаю лишь, что иногда обещания стоит нарушить, чтобы добиться успеха, а иногда даже с целью выжить.

Сократ:Давай попробуем разобраться, понимаю ли я тут ход твоей мысли. К примеру, считаешь ли ты, что христиане второго века, которые обещали никогда не совершать идолослужения, должны были нарушить свое обещание, когда римский император предоставлял им выбор – или поклониться императору как богу, или быть скормленными львам в Колизее.

Макиавелли:Конечно, это очень яркий пример конфликта морального долга и практической пользы. Но я рассуждал об обещаниях, данных людям, а не Богу. Это подтверждает последнее предложение, зачитанное тобой.

Сократ:(зачитывает) … . «Такой совет был бы недостойным, если бы люди честно держали слово».

Макиавелли:Потому что если бы все люди были добрыми, они никогда не стояли бы перед вероятностью выбора между мученичеством и идолослужением. Но подобная ситуация возможна только в идеальном мире, а не в реальном.

Сократ:(зачитывает) … «если бы люди честно держали слово, но люди, будучи дурны, слова не держат, поэтому и ты должен поступать с ними так же».

Макиавелли:Вот. Об этом я и говорю. Уверен, что это шокирует тебя, Сократ. Ты опровергнешь это свое проповедью или изощренным метафизическим аргументом?

Сократ:Ни то, ни другое… Изучая видимое.

Макиавелли:Не может быть! Это мое поле битвы.

Сократ:Ты говоришь, что все люди дурны и не держат слова. Но определенно, некоторые люди держат слово.

Макиавелли:Очень немногие. Подавляющее большинство не держит своего слова.

Сократ:То есть твое предписание зависит от того, что существует больше тех, кто не держит слова, чем тех, кто держит?

Макиавелли:Оно зависит не столько от объективного факта, что существует некоторое количество обоих, но на том субъективном факте, что никогда невозможно точно знать заранее, сдержит человек свое обещание или не сдержит.

Сократ:То есть это твое предположение – что ты этого не знаешь.

Макиавелли:Да.

Сократ:В этом предположении неверная эпистемология.

Макиавелли:Что? Чем тебе не угодила моя эпистемология?

Сократ:Ты эмпирик. Я соглашусь с тобой в том, что невозможно познать характер человека исключительно через внешние ощущения. Но безусловно существуют иные способы познания человеческого характера.

Макиавелли:Я не знаю ни одного другого.

Сократ:О! Тогда тебе точно никогда не стать успешным государем.

Макиавелли:Ты, кажется, путаешь «успешного» с «наивным».

Сократ:Ни в коем случае. Я считаю, что «успешный» - это «реалистичный».

Макиавелли:И я так думаю.

Сократ:И я считаю, что «реалистичный» значит, знающий, чтоименно существует реально, и действующий в соответствии с этим.

Макиавелли:Согласен. Но я не стану включать в свое определение реальности некое идеальное сообщество, существующее помимо и поверх реального.

Сократ:Но знаешь ли ты то сообщество, которое ты называешь реальным? Знаешь ли ты, что ни одно сообщество не может существовать без обещаний? (Я имею в виду и заключение обещаний, и выполнение их, и доверие другим в том, что они их выполнят). Какое общество когда-либо могло существовать на недоверии? Общество должно связывать человека с человеком, и прошлое с будущим. А как можно этого добиться без веры в обещания?

Макиавелли:О, я знаю все это, Сократ.

Сократ:Тогда зачем же ты даешь такой совет, что если ему последовать, то это однозначно разрушит сообщество, вместо того, чтобы укрепить его. И как ты можешь называть подобный совет практичным?

Макиавелли:Потому что моя книга была написана не для всех, как «Государство» Платона – Respublica, что переводится как «общее дело» - но для одного государя. Ты и сам это заметил, когда сравнивал названия книг - моей («Государь») и Платона («Государство»). «Государь» написан не для массового потребления.

Сократ:То есть для того, чтобы твоя книга работала, все граждане должны верить лжи, и только правитель один должен знать правду о том, что никому нельзя доверять?

Макиавелли:Да, примерно так. Если бы овцы были лисами, пастух не смог бы содержать их в порядке и благоденствии. Не смог бы пастух этого сделать и в случае, если бы сам был овцой.

Сократ:И ты называешь это единым сообществом, не смотря на то, что пастух и овцы, государь и народ имеют столь разные философии?

Макиавелли:Если бы мрачная и открытая лишь немногим мудрость не была знакома государю, он бы не смог стать успешным правителем. И если бы подданные не верил в простую и открытую всем наивность, они бы не верили ни друг другу, ни государю.

Сократ:Твой государь выглядит как представитель другого биологического вида, он превосходит в мудрости свой народ как лиса овец.

Макиавелли:Как Платон является королем среди философов. И хотя открытая немногим мудрость платоновской философии почти полностью противоречит моей, мы оба видим необходимость в резком различии между правителем и народом. Но чувствую, ты не согласен.

Сократ:Не согласен.

Макиавелли:Потому что ты слишком наивен и оптимистичен по поводу человечества.

Сократ:Потому что я не наивен. Я знаю, что власть портит людей. В своей жизни я видел очень испорченную демократию, испорченную олигархию и множество испорченных тираний.

Макиавелли:Но ты был убит демократией, а не государем.

Сократ:Верно.

Макиавелли:То есть ты должен согласиться с Платоном, что демократия есть наихудший способ правления.

Сократ:Нет. Я не согласен.

Макиавелли:Потому что твоя вера в человечество так сильна, что ты хочешь отдать власть в руки всех, даже если это овцы?

Сократ:Нет. Потому что моя вера в человечество так сильна, что я не хочу отдавать власть в руки любого правителя.

Макиавелли:О! Мне нравятся твои предпосылки, но не твой вывод.

Сократ:Боюсь, что правитель будет думать о себе как о боге.

Макиавелли:Да, иногда он подобен богу. Но такой бог может служить своему народу и даже страдать за него, особенно если он воспитан на христианских ценностях.

Сократ:Я бы хотел, чтобы ты прочел небольшую фантазию, написанную о правителе через несколько веков после твоей смерти. Она называлась «Великий Инквизитор». В ней автор – Федор Достоевский – представляет, что Христос вернулся на землю в Испании и был арестован Инквизицией.