Игорь Негатин - Перстень Охотника

Кстати, если забежать немного наперёд событий, то надо заметить, что, несмотря на классическую неприязнь котов и собак, Тишка с Баксом отлично поладили. По крайней мере, через несколько дней они спали вместе, честно поделив подстилку пополам. Глядя на этих мохнатых малышей, сыто сопящих во сне, и правда начинаю верить в то, что мир – это не что иное, как Чистилище, наполненное разномастной нечистью.

Через несколько дней я стоял во дворе костёла, который находился в полсотне вёрст от Каунаса, и мне навстречу, переваливаясь на коротких ножках, спешил пухленький служитель церкви.

– Добрый день, отче.

– День и правда добрый, слава Иисусу Христу – его глаза, укрытые за толстыми линзами очков, доброжелательно разглядывали «фотолюбителя, изучающего родной край». Да, именно так, меня охарактеризовал отец Станисловас в рекомендательном письме, которое было адресовано его коллеге, ксендзу Казимерасу. Этот святой отец в меру своих сил заботился о прихожанах в небольшом городке, уютно расположенном на берегу Немана. В письме также было написано, что ваш покорный слуга в свободное от работы время бродит с фотоаппаратом наперевес, фотографируя старинные усадьбы и хутора, и занимается вполне богоугодным делом – дабы сохранить в сердцах потомков памятники деревянного зодчества. За неимением оных в пределах видимости годятся и каменные, главное, «чтобы пыль веков успела осесть на стрехах этих зданий».

Не скажу, чтобы ксендз принял меня плохо. Нет, он был вполне приветлив, осведомился о здоровье отца Станислова, хотя бьюсь об заклад, говорил с ним по телефону не позднее часа назад, сразу после того, как я позвонил и попросил разрешения нанести визит. Да и «рекомендательное письмо», в наш информационный век, сами понимаете... Причину его легкого недоверия к моей персоне понять можно, в наше времена по всем этим заброшенным усадьбам и хуторам повадилось бродить такое количество народу, что скоро там будет теснее, чем на церковном дворе в пасхальное утро. И добро бы ещё бродили просто так! Нет же, вооружившись лопатами и металлоискателями, современные «кладоискатели» зачастую перекапывают такие места, что даже мне – человеку, далёкому от истории – понятно, что иначе, как осквернителями могил, их назвать трудно. Вот этого ксендз вполне резонно опасался – пришёл молодой мужчина, который на человека искусства никаким боком не похож, и усиленно косит под бескорыстного любителя древностей. Вы бы поверили? Вот именно, он тоже не особенно верил, поэтому общался со мной хоть и мило, но откровенничать не спешил. Пришлось «нечаянно» продемонстрировать пустой багажник своей машины, где, кроме штатива и открытого рюкзака с фототехникой ничего не было. То есть никаких лопат, щупов и электронных приборов. В довесок я изобразил почти искренний интерес к его городку, вываливая ворох информацию, которую успел собрать в интернете и библиотеке. Почему я приехал именно сюда? Потому. Именно в этом городишке изволил проживать тот самый, погибший при невыясненных обстоятельствах, ксендз, любитель крупникаса и карточных талий.

Понемногу Казимерас начал рассказывать. Вначале нехотя, но потом, видно, и сам увлёкся, вспоминая историю прихода, где жил и работал не один десяток лет. Даже принёс старую фотографию, чтобы показать, как выглядел городок больше ста лет назад. На мой непросвещённый взгляд, никаких особенных изменений видно не было. Такие же домишки, утопающие в зелени, тот же костёл неоготического стиля, построенный на горе. Разве что на старой фотографии на переднем плане колёсный пароход обосновался, вот и вся разница.

Разложив прямо на капоте моей машины старую, ещё советских времён военную карту (на любом книжном развале – пятерка), ксендз лёгкими штрихами карандаша обозначил несколько старых усадеб, которые могут быть мне интересны. Коротко рассказал про хутора, обозначив маленькими крестиками места, где живут люди, и те, которые были заброшены. А вот над одним значком он тормознул, словно не придумав, как его охарактеризовать.

– Здесь, – он запнулся, – хотя нет, здесь вы уже ничего не найдёте. Даже развалин не осталось. Когда-то это был очень отдалённый хутор нашего прихода; по рассказам старожилов, там жила одна... сумасшедшая. Но теперь там всё заросло, и даже дороги туда не найдёте, – он резким движением перечеркнул значок на карте.

– Сумасшедшая? Одна и на таком отдалении от людей? Как же она там выжила? – поинтересовался я.

– Пожалуй, что никак, – Казимерас поправил очки. – Видите ли, этот хутор находится на краю болота, которое, по неизвестной причине, не попало в планы мелиорации. Даже в советские времена там никто не жил, не нашлось для него применения. Да что там! – словно очнувшись, воскликнул он. – Вот эти хутора для вас будут гораздо интереснее! – он повернул карту почти на девяносто градусов, широкими жирными штрихами обозначая небольшую группу строений неподалёку от еврейского кладбища...

Что же ты так замялся, святой отец, над этой точкой на карте?

(*) ГОН – Кремлёвский гараж особого назначения.

9.

Небольшая, покосившаяся от времени изба почти сливалась с лесом, который укрывал хутор от непрошеных гостей, нависая над ним тяжёлой сенью вековых деревьев. Заросли почти подступали к хутору; даже во дворе заметил несколько небольших молоденьких сосен. Нашёл всё-таки... За день я вдоволь намотался по лесным дорогам, которые едва угадывались, по залитым чёрной водой остаткам колеи, пока наконец не выехал на небольшое поле. Когда-то эту землю любили, отвоёвывали у леса, вырубая звонкие корабельные сосны и корчуя пни. А сейчас оно дичало, зарастая высокими травами и колючими кустами малины.

Рядом с домом – бревенчатый сруб колодца, такой же замшелый, скособочившийся и почерневший от времени. А ксендз, зараза такая, говорил, что здесь даже развалин не осталось. И ни сарая рядом, ни коровника. Странно здесь жили... Даже если это был охотничий домик, то где, извините, баня? Где сарай для разделки трофеев? А вот кости – да, были. У самого конька крыши, был прибит череп с рогами. То ли корова, то ли бык, чёрт его знает. Весёлое местечко, ничего не скажешь…

До хутора оставалось метров сто, когда, остановив машину, я вылез наружу, прислушиваясь к звукам леса. Словно этого и ожидая, в тёмном окне избы засветился огонёк. Робко так, словно нехотя. Зовущий, манящий, но, чёрт побери, холодный! Делать нечего, сходить всё же придётся – даром, что ли, сюда машину гонял, солярку тратил? Едва успел сделать несколько шагов, как вдруг меня накрыло ... Страх – именно то чувство, которое резким ударом пронизало всё моё тело; даже в глазах затуманилось. Неподалёку зашумело, будто сорвались разом с веток несколько ворон, хрипло каркая и ругая за потревоженный покой. Но звуки были короткими, как хлопки кнута – отразились от деревьев и затихли, оставив меня на узкой дороге, в тяжёлых сумерках вечернего леса. И ветер... Плотный, непонятно откуда взявшийся посередине этой чащобы. Чем ближе я подходил к дому, тем тяжелее мне приходилось. Каждый шаг давался с трудом, несмотря на то, что деревья вокруг меня стояли тихо, ни единая ветка не колыхнулась! Я даже несколько раз упал на колени, сбитый с ног напором мёртвого воздуха. Да, именно так – ветер был неживой. Сухой, жёсткий, бьющий наотмашь по лицу острыми песчинками, щепками и какими-то тягучими каплями, будто смолой брызнули. Ветер был реальным, но, хоть убейте – чужой для этого мира. Больно ударившись о какую-то корягу, некстати подвернувшуюся на дороге, я даже зашипел от боли, но моментально заткнулся, когда увидел, что этот твердый, как камень, корень блеснул змеиным блеском и ушёл под землю. Что за чертовщина здесь творится?!