Игорь Негатин - Перстень Охотника

(*) Corruptio optimi pessima (лат.) – Самое худшее падение – падение чистейшего.

8.

Серые ленты улиц, слепые зеркала витрин и тёплый свет окон, за которыми жили люди со своими грехами и надеждами, любовью и злобой. Каунас на редкость неоднороден – то привлечёт уютной, почти обволакивающей, тишиной скверов, то резко оттолкнёт безвкусицей новомодных зданий, построенных за последние десять лет. Хотя нет, их не строили, а будто разбросали по карте города, не особенно заботясь о том, куда упадут эти серые коробки из стекла и бетона. Наверное, таков удел всех городов, история которых насчитывает не одно столетие. Уже несколько часов, я бесцельно езжу по Каунасу, словно боюсь остановиться. Кажется, заглушу мотор – и всё, больше не найдётся сил, способных сдвинуть меня с места; так и буду стоять на обочине, обняв руками руль. Господи, за что? За что на меня свалилось это предназначение – словно клинок сверкнул над головой и замер, едва коснувшись шеи. Сердце билось, срываясь с ритма, будто пыталось вырваться из груди. «Всё, что меня не убивает, делает меня сильнее» – всплыла в памяти фраза, возвращая в этот шумный мир, до краёв наполненный вопросами, на которые у меня нет ответов. Значит... Значит, ещё поживём.

Мягким движением бросаю машину в крайний левый ряд и, пропустив несколько машин, разворачиваюсь, краем глаза отмечая знакомую серую машину, которая пыталась повторить мой маневр, но безнадёжно отстала, нарвавшись на чей-то злой гудок. Правильно, нечего по городу гонять – ездить надо легко и непринуждённо, словно вальсируя. Один мой знакомый, старый друг отца, в своё время трудившийся в ГОН’е(*), утверждал, причём не голословно, а подкрепляя фактами и примерами, что хороший водитель может проехать по городу, ни разу не прикоснувшись к педали тормоза. Конечно, таких высот мастерства я никогда не достигну, но правильно ездить он меня немного научил. Взглянул на часы – девять часов вечера, если немного поторопиться, то вполне успеваю в ветеринарную клинику за витаминами для Тишки. И ещё – откуда я вдруг вспомнил это латинское выражение, сказанное отцу Станислову на прощание? Ведь отродясь латынью не интересовался. Хм, интересно память работает – будто обрывки прошлых жизней всплывают в голове, такими темпами аккурат к пенсии и про ведьм что-нибудь полезное вспомню. Конечно, если они сами, раньше воспоминаний, до меня не доберутся. А к ксендзу придётся ещё раз наведаться; мелькнула у меня одна идейка касательно его коллег. И помочь он должен – я усмехнулся – да что там должен, просто обязан! Иначе есть у меня один способ, как взять его за жабры. Сильно так взять, чтобы даже трепыхаться не вздумал, святоша.

У небольшой ветеринарной клиники, которая устроилась неподалёку от района Амаляй, было многолюдно. Машины выстроились вдоль дороги, словно второе кольцо ограждения, вдобавок к кирпичному забору. Вроде цивильно; раньше мне здесь бывать не приходилось, повода не было. У входа очереди нет, но через стеклянные окна приёмной вижу несколько человек в обнимку с мохнатыми питомцами разных пород и размеров. На двери кабинета висела вполне понятная надпись, запрещающая входить к доктору без приглашения. Ну, раз так – подождём, вечер длинный. Рядом со мной несколько человек, с собаками, но все притихшие – ни тебе склок, ни тебе лая. Знает зверьё, куда их привезли, наверняка не в первый раз к «дохтору». Только один щенок немецкой овчарки никак не реагировал на окружающих его соседей, а просто завалился на спину, выставив пузатое брюхо, и пытался крохотными зубами уничтожить поводок, который держала его хозяйка, ярко накрашенная девица с какой-то собачьей «блохой» на руках.

– На прививки привезли? – поинтересовался я. – Красивый щенок.

– Да нет, усыпить.

– Простите? – мне показалось, ослышался.

– Усыпить, – она улыбнулась улыбкой, которую мне сразу захотелось смазать с её накрашенной морды. Даже не знаю, как – может быть, хорошей оплеухой? – Муж притащил с очередной гулянки щенка, подарил кто-то, а зачем нам ещё, и так две вот такие собачки дома, – она засюсюкала, складывая пухлые губы бантиком, и поднесла к своему лицу украшенного розовой лентой той-терьера, сидящего на руках. – А этот никому из знакомых не нужен. А выбросить, знаешь, немного жаль. Вот и решили усыпить или продать в лечебницу.

– А дать объявление не пробовали? Купил бы кто нибудь.

– Так мы и пришли в надежде продать. Вдруг купят на какие-нибудь опыты?

– На что?! – процедил я и почувствовал, как начинают болеть скулы – стиснул зубы так, что ножом не разжать.

– Тебе чего надо, парень? – сбоку на меня надвинулся какой-то мужик. По возрасту, похоже, муж этой фифочки.

Я медленно перевёл на него взгляд; ещё немного, и меня захлестнёт чёрная волна злобы на этих нелюдей, «познавших цену» жизни. Ну давай, рискни мне что-нибудь сказать хозяйским тоном человека, добившегося в жизни всего. И не таких самоуверенных качков приходилось усмирять. Рискнёшь взгляд выдержать или не сможешь?! Ну же, чего тушуешься, слабак? Нет, не выдержал, глаза забегали...

– Ты, это… – его голос сломался, теряясь на фоне огромного тела, – если купить хочешь, так бери, щенок хороший, из питомника. Хорошему человеку не жалко.

– Сколько?

– Так думаю, ща глянем прейскурант, скока там собаку усыпить стоит, а потом уже и поторгуемся, – он попытался сделать движение, чтобы хлопнуть по плечу, но словно натолкнулся на стену, и рука замерла, обвисла колодой. Я перевёл взгляд на стену, где в рамочке висел небольшой лист с перечнем услуг и цен и пробежал глазами по строчкам, – да, так и есть, усыпить – сто литов. А щенок уже уселся у ног этой куклы и смотрел на нас, словно понимая, что сейчас решается его жизнь. Не переживай, не останешься! Наклоняюсь и снимаю с него ошейник. Малой совсем, от него ещё мамкиным молоком пахнет, месяца два с половиной, не больше... Беру на руки и, вытянув из кармана небольшую пачку денег, отделяю две бумажки по пятьдесят литов.

– Ну вот, видишь, и договорились, – с облегчением подаёт голос мужик, протягивая руку.

– Конечно, – киваю я и, смяв банкноты в небольшой комок, бросаю деньги на пол...

В наступившей тишине смотрю ему в глаза и спокойно жду, что взорвётся. Матом, угрозами. Нет, не рискнул. Правильно, не стоит этого сейчас делать – тебе же дороже выйдет, на лекарствах разоришься. В наступившей тишине открываю дверь и выхожу на улицу, унося тёплый пушистый комок, уткнувшийся холодным носом в мою руку...

Щенок немного повозился, потом, наверное, решил помочь мне с вождением и попытался перебраться ко мне на колени. Нет, братец, сиди-ка ты здесь – беру его под грудь и перекладываю на заднее сиденье. Ещё мне не хватало, в аварию с тобой влипнуть. Что за времена пошли – за сорок баксов люди готовы продать душу. А тебя – я бросаю взгляд на щенка – пожалуй, наречём Баксом. Чтобы не забыть про этих Иуд, продавших друга за сорок современных сребреников.