Игорь Негатин - Перстень Охотника

– Силён, бродяга, силён... И что, неужели так и сделал бы?

– А ты проверь. Не люблю играть втёмную...

– Хороший охотник из тебя выйдет – со временем. Когда научишься управлять силой, яростью и злобой.

– Разве охотник имеет право на зло? Ведь он на стороне добрых сил. Или не так?

– Так-то оно так, Саша. Только есть старое выражение, «с волками жить...». Если будешь рассчитывать на доброту, то и месяца не проживёшь. Нежить тоже тебя почувствовала – после того, как перстень нашёл хозяина. Они сейчас на тебя такую охоту могут устроить – не обрадуешься, а опыта в тебе ма-ало, – протянул он, – сгинешь ведь.

– Уже радуюсь. Главное, как всё странно получается. Перстень надел – и тебя заметили. Ещё несколько дней – и дичь устроит охоту на Охотника. Тот, не успев разобраться во всех тонкостях своего нового ремесла, погибает. Странно немного получается, вам не кажется?

– Ну уж как есть, не я эти правила придумал. Есть безопасные места на Земле, для таких, как ты. Можно отсидеться, раны зализать.

– Храмы? Или ещё проще – податься в монастырь?

– Нет, – он грустно покачал головой. – Как бы это ни удивительно не прозвучало – нет. Что такое церковь? Место, где люди пытаются общаться с Богом. В церковь когда приходят? Когда уж совсем невмоготу становится от забот. Редкость, когда кто-нибудь счастливый в храм заглянет, чтобы искренне сказать: «спасибо тебе, Господи!». Поэтому аура у таких мест нехорошая, тяжёлая. А люди всё несут и несут, свои отрицательные эмоции, молитвы читают... Что такое молитва? Ведь не более чем одна из форм медитации, своеобразный вход в транс – вдох, выдох, вдох, выдох. И общаются как – ведь даже не напрямую, а, как правило, выбрав посредником человека, на котором грехов больше, чем блох на шелудивой дворняге. И грехи эти тяжкие, смертные. Знаешь литовскую пословицу – šuns balsas į dangų neina (голос собаки в небесах не слышен, литовск.) Есть безопасные места, есть. – кивнул Авгур. – Например, твой дом, куда нежити хода нет, за одним исключением – если сам не пригласишь. Раньше было проще, – его взгляд затуманился, словно вспомнил что-то очень дорогое, но причиняющее боль, – вас в мире бродило больше, поэтому к опытному Охотнику всегда приставляли молодого, чтобы тот ума набрался и не погиб раньше времени. Сейчас времена другие; таких, как ты, мало осталось. И не потому, что люди грешат меньше – просто убивают охотников быстрее, чем успеваете вернуться. Нежити не просто много, её очень много.

– Если следовать вашим рассуждениям о церкви, то среди священников должно быть много Охотников. Раз уж они такие грешники, в чём я, собственно никогда и не сомневался.

– Может, и станут – в следующей жизни. Знаю только одного святого отца, который принадлежит к твоему роду. Это ксендз Станисловас из небольшого пригородного костёла. Если хочешь, скажу ему, что зайдёшь. Сможешь поговорить открыто, без стеснения.

– Почему вы решили, что обращусь к нему за помощью?

– А куда тебе деваться? Не в библиотеку же идти, право слово! Вопросов будет много, а ответы захочешь сам узнать, у меня спрашивать не будешь.

– Так в этом уверены?

– Да. Ведь именно я передал тебе этот перстень. Значит, толкнул в эту новую для тебя жизнь, поэтому твоё недоверие вполне понятно. Сходи, поговори, может, и полегчает.

Вчера за несколько часов общения с Авгуром на меня свалилось такое количество информации, что всю ночь просидел на кухне, смоля одну сигарету за другой. Если бы не застреленная в парке нечисть, то, выслушав эту галиматью, достойную внимания психиатров, забыл бы про неё, самое позднее, через час. Только есть один момент – после Дубовой рощи желания смеяться у меня не возникало; до сих пор в холод от одной мысли, бросает. С другой стороны, слепо верить тоже не хочется. Поймите, господа, я вырос в обычной советской семье и воспитан в духе «сурового материализма». Не верую ни в Бога, ни в чёрта, ни в международный валютный фонд; но в жизни, как и с каждым из нас, со мной случались вещи, приучившие с должным уважением относиться, к некоторым странностям мира. Что имею в виду? Да что вы как маленькие, прекрасно же понимаете, о чём разговор! Именно про то, что называется поверьями, приметами, обычаями, особенно в той части, которая полна рассказов про соприкосновение человека с потусторонними силами. Уверен, спроси вас о таких случаях – в запасе найдётся не одна история, свидетелем которой являлись вы сами или ваши близкие. Это нормально, если рассматривать такие случаи, как версии с правом на жизнь. Тогда да, и поговорить есть о чём, и книжки разные вспомнить, чтобы умной цитаткой, к месту сказанной, блеснуть перед собеседницей. Только вот незадача какая-то – то, что со мной произошло, ни в какие фантазийные рамки не укладывается. А вот в суровую, жестокую реальность – запросто! Знаете, какую? Шизофреническую.

Вот в таких размышлениях рассвет и встретил. С остывшим кофе, погасшей сигаретой и котёнком, спящим на коленях. А за окном кроваво поднималось солнце, не добавляя миру надежды на то, что всё будет хорошо. Переложил кота на диван и пошёл в душ, где застыл перед зеркалом, словно увидел себя впервые. Ну что я там мог нового увидеть? Ничего. Русые волосы, короткая стрижка, темно-зелёные глаза. Над правой бровью небольшой шрам, в память о бурной студенческой молодости. Охотник...

Отгуляв положенную неделю (всё хорошее в этой жизни когда-нибудь заканчивается), вышел на работу, и опять потекли привычные рабочие будни. Шарунас после моего неожиданного отпуска поглядывал на меня искоса, но в душу особо не лез. И это правильно, незачем. Да и что я ему мог рассказать? Ведь не поверит. А если и поверит, то всё равно отстранит от дел и отправит к врачам. Можно подумать, Каунасу только этого для полного счастья и не хватало – сумасшедшего торговца оружием. Представляю заголовки газет... «Охотник за Нечистью застрелил Ведьму-пенсионерку». Поэтому я силился, выжимал из себя улыбки и шутки, чтобы казаться тем же весёлым и никогда не унывающим Александром. Только получалось плохо, и шеф это чувствовал – ведь не первый год с ним знакомы, по нескольким сказанным фразам настроение определить можем. Пока меня в клинику на опыты не сдали, решил сделать некоторые приготовления. Подгадал, когда народу в конторе было поменьше (шеф обхаживал очередную пассию) и зашёл к нашему оружейнику. Он, разложив на части очередное клиентское ружьё, что-то вытачивал, тихо насвистывая старую мелодию.

– Виктор, слушай, у тебя работы много?

– Да нет, не особо, – он пожал плечами, – переворонить одну старую Мосинку, отдать ложе на реставрацию и планку на штуцер поставить. А что?

– Заказ есть, – я запнулся, – на серебро. Заказчик принёс кучку дешёвых украшений, которые можешь с чистой совестью переплавить. Сорок пятый калибр, сто штук, стандартная навеска. Но тонкость в том, что пули нужны экспансивные.