Герхард Гауптман - Одинокие люди

Пастор (занят одеваньем) . Мне было бы очень приятно, дорогая фрау, очень приятно. Но ведь…

Г-н Фок.Дорогой пастор, вы должны доставить нам это удовольствие.

Пастор (видимо колеблясь) . Но послушайте, послушайте.

Г-н Фок.А если мы все будем очень просить вас?

Пастор.А слово Божие какже? хэ-хэ, ведь завтра мне говорить. Да, говорить завтра надо. (Ганс вернулся, наливает вино) .

Г-н Фок. (подает пастору стакан) . Ну, уж от этого вы не откажетесь.

Пастор (берет стакан) . От этого? нет, нет. Итак, за здоровье… за здоровье новокрещенного… (чокаются) , чтобы он был истинным сыном Божиим.

Г-н Фок. (тихо) . Дай Бог!

Ганс (предлагает пастору сигары) . Вы курите, г-н пастор?

Пастор.Да, благодарю (берет сигару и обрезаеть ее) , благодарю. (Принимает от Ганса огонь и с большим трудом раскуривает сигару. Наконец, она разгорается. Осматривается кругом) . Вы устроились очень хорошо, – с большим вкусом (осматривает картины сперва вскользь, затем внимательнее. Останавливается перед картиной, изображающей борьбу Иакова с Ангелом) . "Я тебя не отпущу, пока ты не благословишь меня" (бормочет довольный пастор) .

Катя (немного боязливо) . Папаша, я хочу тебе предложить – в саду так хорошо. Гораздо теплее, чем в комнате. Не пойдешь ли ты туда вместе с г-н пастором. Я велю и стаканы вынести.

Пастор (останавливается перед портретами ученых) . Пестрое общество. Это все ваши учителя, г-н доктор? Послушайте-ка?

Ганс (немного смущенный) . Да, т. е. за исключением Дарвина, конечно.

Пастор (разсматривает портреты со вниманием) . Дарвин? Дарвин? Ах. да, Дарвин. Послушайте только (медленно разбирает подпись) Геккель. Даже с автографом (не без иронии) . Он тоже из числа ваших учителей?

Ганс (с жаром и быстро) . Да, и я горжусь этим, г-н пастор.

Г-н Фок.Моя дочь говорит правду, дорогой пастор. На воздухе гораздо теплее. Если вы ничего не имеете против, пойдемте в сад. Я снесу вино и стаканы.

Пастор.Да, конечно, с удовольствием. Но слушайте, не надолго. (Немного обиженный, уходит вместе с Фок.) . Человек, г-н Фокерат, человек более уже не подобие Бога, – слышите вы – а только обезьяна, наука, хочу я сказать, дошла до этого. (Идут на балкон, оживленно разговаривая, затем спускаются в сад) .

Браун (смеется) .

Ганс.Чего ты?

Браун.Я? Мне весело, я и смеюсь.

Ганс.Тебе весело?

Браун.Ну, да. Почему же мне и не смеяться?

Ганс.Пожалуйста, пожалуйста (отходит в сторону, вздыхает и вдруг обращается к Кате, которая хотела было уйти) . Скажи, я вел себя прилично?

Катя.Так себе.

Ганс (пожимая плечами) . Да, дети. Здесь я бессилен. Не переношу я подобных вещей. Всему есть граница. Если вы будете постоянно раздражать меня…

Катя.Но ведь дело обошлось довольно мирно.

Ганс.Правда?

Катя.Кто знает, может быть он и не заметил ничего.

Ганс (ходит по комнате, хватается за голову) . Во всяком случае, все это неприятно.

Браун.Ты опять на что-то сердишься, Ганс.

Ганс (внезапно приходит в раздраженное настроение) . Чорт возьми, пусть оставят меня в покое! Не выводите меня из себя, иначе, – если мое терпение лопнет…

Браун.Это было бы недурно.

Ганс (обращаясь к Брауну) . Все то вы фанатики, больше ничего. И какой смысл говорить правду старому человеку? Что толку? Когда мне приходится сталкиваться с подобными людьми, вся моя злость проходит мгновенно. Мне тотчас становится ясно, что сердиться на них просто ребячество. Все равно, как злиться на то, что на сосне растут иглы, а не листья. Во всем необходима объективность, друг мой.

Браун.В науке, может быть, но не в жизни.

Ганс.Ах, дети! Все эти мелочи мне так противны… так противны. Вы не можете себе представить, до какой степени (Бегает по комнате) .

Браун (переходит от печки к столу и бросает окурок сигары в пепельницу) . А мне, ты думаешь, не противно? И я часто испытываю то-же самое. Но к чему постоянно ныть и стонать, чорт побери!

Ганс (другим тоном, со смехом) . Ну вот, не кипятись ради Бога. О постоянном нытье не может быть и речи. Но почему же иногда и не повздыхать? Нечто в роде жажды воздуха, больше ничего. Мне вовсе не так плохо живется и, во всяком случае, я долго еще не буду таким банкротом, как ты.

Браун.Очень может быть.

Ганс.Ты притворяешься.

Браун.нисколько.

Ганс.Ах, банкрот, банкрот. Что собственно значит банкрот? Ты так же мало банкрот, как и я. В чем банкротство? Неужели в том, что я не захотел портить настроение духа отцу и пастору?

Катя (обнимая Ганса) . Ганс, Ганс, будь спокойнее.

Ганс.Моя работа сильно беспокоит меня. Вот уже две недели я не принимался за нее.

Браун.Ты малодушен. И не сознаешь, как унизительно это…

Ганс (не расслышав слов Брауна) . Что?

Браун.Когда идет дождь, то мокро, когда снег, то все бело, когда замерзнет, то будет лед.

Ганс.Дурень!

Катя.Тише, Ганс. Вспомни о мальчике. Зимою мы устроимся здесь прелестно. Ты будешь много работать.

Ганс.Знаешь, Брео, четвертая глаза уж готова.

Браун (равнодушно) . да?

Ганс.Посмотри: вот рукопись. Двенадцать страниц одних источников. Разве это не труд? Уверяю тебя: старикам придется призадуматься, натяну всем хороший нос.

Браун.Воображаю только?

Ганс.Посмотри, например (перелистывает рукопись) , здесь я нападаю на Дюбуа-Реймона.

Браун.Ты не вздумай мне читать. Я не расположен, в другой раз.

Ганс (покорным тоном) . Ну, конечно. Да я и не собирался. Я хотел только… (Вздыхая кладет рукопись обратно в шкап) .

Катя.Успокойся, успокойся, Ганс.

Ганс.Но, Катя, я спокоен.

Катя.Нет, ты опять плох.

Ганс.Если бы хоть один человек во всем мире интересовался мною. Для этого требуется не много: чуточку доброй воли и внимания к моей работе.

Катя.Будь благоразумен. Нечего создавать себе мнимых мучений. Подожди немного. Придет время, когда они сознают…

Ганс.А до тех пор? Ты думаешь, легко жить без всякого сочувствия… Думаешь, так можно долго выдержать?

Катя.Да, мне так думается. Слушай, Ганс, когда мысль о чем-нибудь становится в тягость, надо освободиться от неё. Пойдем посмотрим на мальчика. Как он мил, когда спит. Он лежит так (показывает, как ребенок держит ручки во сне) . И складывает ручки вот этак. Презабавно. Пойдем.