Екатерина Вильмонт - Перевозбуждение примитивной личности

— А как же серебряная свадьба? — осведомился с улыбкой Вовка.

— Серебряная свадьба? Спаси нас бог от серебряных свадеб! Прожить столько с одной бабой?

Ужас! Извини, Диночка! Но… Хотя ты, Костя, вероятно, готов был бы прожить даже больше с нашей Диночкой, судя по тому, что вы тут сидите и как-то подозрительно нежно друг на дружку взираете!

— Считай, что я прожил с Шадриной целых тридцать пять лет. Правда, не с ней, а с ее образом в душе!

— Вот именно, что с образом! С образом можно прожить хоть сто лет, а вот с реальной бабой… Брр!

— Оська, сколько у тебя было жен? — полюбопытствовала я.

— Почти как у царя Соломона, — засмеялся Оська.

В какой-то момент Костя шепнул мне:

— Динка, пойди куда-нибудь и позвони мне оттуда по сотовому. Иначе мы не вырвемся.

Я сразу его поняла. Пошла в туалет и позвонила.

— Алло! — откликнулся Костя. — Что, что вы говорите? Когда? Ну, Валентин Никифорович, побойтесь Бога, я тут с друзьями отдыхаю, расслабился в кои-то веки, а вы… Ну ладно, что поделаешь, но имейте в виду, вы вампир! Ну куда ж я денусь, приеду!

Он отключился. Я умирала со смеху. Все-таки он, наверное, самый очаровательный мужчина из всех. А Рыжий? Он тоже уехал после телефонного звонка… А что, если и там было что-то подобное?

Глупости, он вовсе не хотел со мной расставаться.

А избавиться от Оськи Левина — святое дело.

Когда я шла через зал, меня перехватил отец.

— Динь-Динь, извини, Ариша наговорила каких-то глупостей… Она, когда выпьет, бывает бестактна.

— Боже мой, папа, меня такие вещи не задевают.

— Скажи, у тебя и вправду роман с этим Иванишиным?

— Ну, я уже большая девочка, папа, и это касается только меня.

— Ты сердишься, Динь-Динь?

— Нет, нисколько.

— Но я надеюсь, мы еще увидимся? И бабушка очень хочет…

Он был явно нетрезв и в этом состоянии показался мне немного жалким. Хоть это не вязалось с его обликом крепкого красивого пожилого господина.

— Обязательно увидимся, папа! Созвонимся!

Пришлось встать на цыпочки, чтобы поцеловать его в подбородок. Мне было его жалко сейчас.

Когда я вернулась к столу, Костя был уже готов к бегству.

— Шадрина, мне придется уехать! Надеюсь, ты со мной? После Оськиных высказываний я не рискну оставить тебя с этим сексуальным террористом!

— Иванишин, ты хочешь сказать, что отвезешь Динку и поедешь к главному режиссеру на ночные репетиции? Бред! Я просто уверен, что Динка для того и ушла, чтобы позвонить тебе и ты мог бы утечь под благовидным предлогом! Неужели не могли просто сказать: ребята, у нас шуры-муры, лав стори, и нам надо смыться, чтобы.., трали-вали и все такое. Невтерпеж, мол! Зачем так сложно?

Я видела, что Костя взбесился.

— Слушай, Левин, я не обязан тебе ни в чем отчитываться, а уж тем более в том, куда и зачем я еду с женщиной… Это не твое дело и оставь свои пошлые догадки при себе!

— На воре шапка горит! — хлопнул в ладоши Оська.

Костя рванулся было к нему, но Вовка успел его перехватить.

— Котька, тихо, ты чего в бутылку лезешь! Спокуха, спокуха! Нечего тут… Только драки нам и не хватало! Да еще с одноклассником, стыдобища!

И ты, Оська, придержи язык, что за дела! Извини, Динка.

— Нет, это хрен знает что! Встретились, называется! Однокашники! Однокакашники! — фыркнул Оська.

— Как был мудаком, так и остался! — рявкнул Костя.

— А ты как был антисемитом, так и остался! — не замедлил с ответом Оська.

— Я антисемит? Я?

— Костя, пошли скорее отсюда! — испугалась я.

Дело явно шло к драке.

— Эх, дал бы я тебе в морду за твое хамство и дурь, но ты же скажешь, что стал жертвой антисемита, говнюк! Пошли, Шадрина!

— Вовка, извини, — сказала я.

— Да ладно, бывает, — отчего-то смутился Вовка.

А Оська довольно громко заметил вслед:

— И чего бесится? Шадрина до сих пор не дает?

— Костя, идем скорее, — пролепетала я в надежде, что он не услышит. Но он услышал. Остановился, медленно повернулся и вдруг одним молниеносным и на редкость красивым движением подскочил к Оське, и не успел тот даже отшатнуться, как Костя поднял его и швырнул через балюстраду прямо в бассейн с водными растениями. Раздался вопль, плеск, крики, все бросились к балюстраде, а Костя схватил меня за руку и потащил к выходу. Он был по-настоящему разъярен, я его таким никогда не видела. Волок меня за собой, а кругом сверкали вспышки фотоаппаратов.

— Костя, ты его не убил? Надо бы узнать…

— Такие Богу не нужны! Что ему сделается? Ну искупается немножко! — вытирал пот со лба Костя, уже сидя за рулем.

— А если он шею сломал, бассейн неглубокий…

— Ты же слышала плеск.

— Костя, мне страшно!

— Ох, бабы! — Он вытащил мобильник. — Вовка, Иванишин. Этот мудила цел? А то Динка квохчет, что я его убил. Жив-здоров и невредим мальчик Вася Бородин? Ну и хер с ним. Ты извини, конечно, старина, но я ведь его не звал… Все, пока! Ты удовлетворена?

— Вот теперь — вполне! Жалко только водные растения, он их потревожил.

— Может, мне еще и о растениях справиться?

— Да нет уж! Ох, какой ты нервный, Иванишин!

— Что делать, профессия такая..

— Должна сказать, это было красиво! И можно быть уверенными, что завтра все это появится в газетах.

— Подумаешь, лишняя реклама! Все, не хочу больше об этом говорить! Шадрина, поехали ко мне.

— На дачу?

— Ты же требовала ушат холодной воды… И потом, там меня не будут доставать. Разве нам плохо там было? Ох, черт, я совсем забыл, мне же утром надо быть в городе… Тогда едем ко мне на квартиру.

Ведро у меня есть и там!

— Нет, Костя, если не на дачу, то лучше ко мне, я и так все время скитаюсь по чужим домам…

— А у тебя есть какая-нибудь еда?

— Какая-нибудь есть! Бедняга, ты так и не поел толком.

Мне не хотелось быть с ним в его холостяцкой квартире еще и потому, что через нее наверняка прошло бессчетное множество женщин.

В лифт вместе с нами втиснулась высокая крупная блондинка лет тридцати пяти, красивая и пьяная. Взглянув на Костю, она без тени смущения спросила:

— Господин Иванишин, почему у вас всегда такой неухоженный вид?

Костя только рот успел открыть от изумления, как блондинка уже вышла из лифта.

— Что она имела в виду? — обалдело спросил он.

— Ты растрепан…

— Но она же сказала «всегда»?

— Костя, она пьяная!

— Что у трезвого на уме… Интересно!

Кажется, замечание пьяной блондинки задело его за живое. И, едва переступив порог квартиры, он немедленно устремился к зеркалу. При этом он, казалось, совершенно забыл обо мне. Пригладил волосы, поправил воротничок рубашки, провел пальцами по щекам, словно проверяя, не отросла ли щетина, смахнул что-то с левой брови и застыл, глядя в зеркало. Интересно, Рыжий в такой ситуации повел бы себя также? Исключено! Но Костя актер, и внешность важна для него куда больше, чем для других мужчин. Я тихонько села в кресло и стала наблюдать за ним. Но в этом зрелище было что-то до такой степени интимное и не предназначенное для чужих глаз, что я на цыпочках прошла в кухню. Он же голодный… Странно, такое мужское поведение там, в ресторане, и вдруг этот приступ нарциссизма… Я никогда прежде не имела дела с актерами.