Екатерина Вильмонт - Перевозбуждение примитивной личности

— Ну еще бы! Но мне это надо? Я и так у него заместо жилетки. И девок отваживаю, знаешь, у него сколько девок? Они вокруг плясы устраивают, а он и поддается. Ему жениться пора! Динка, он тебя столько лет любил, ты одинокая, выходи за него, по крайней мере, хоть жена интеллигентная, приличная будет, а не эти профурсетки… Он хороший парень, но его надо в руках держать. Первое время он еще по старой вольной привычке колбаситься будет, а потом ничего, осядет, самому уж небось холостяковать надоело… Его ведь понять надо, а эти сопливки разве поймут…

Не знаю, поймут или не поймут Костю сопливки, но я отчетливо поняла — Надя сама без памяти любит Костю, давно и безнадежно. Вероятно, когда-то у них что-то было, а потом у нее хватило ума сохранить с ним дружбу, стать ему необходимой…

И я почти уверена, что в какой-то момент, когда ему будет по-настоящему плохо, она бросит своего мужа и, несмотря на троих детей, вложит-таки душу в Костю… Если я до того не вложу в него свою душу.., или кто-то еще. И Надька с этим смирится.

Она подружится со мной или с кем-то еще… Она, скорее всего, даже себе самой не признается в этой любви… И уговаривает меня, абсолютно искренне желая ему добра. Вот это любовь! Я на такую просто не способна. Она и троих детей родила, чтобы избавиться от этого чувства…

— Динка, ты чего задумалась?

— Да так…

— Правильно, ты подумай, подумай над моими словами! Но если не любишь по-настоящему, не надо за него идти…

— Надя, ты все это сама придумала. Никто жениться не собирается.

— Кто знает, может, и соберетесь… Такты запомни: просто так, потому что красивый и знаменитый, — не надо! Просто так с ним не получится. Куда тут повернуть?

— Спасибо, Надюшка, вот здесь остановись, я дойду! Ты на встречу-то придешь?

— Обязательно! Ну, рада была повидаться!

Мы расцеловались, и я вылезла из машины.

— Запомни мои слова! — крикнула она, отъезжая.

А мне вдруг стало тоскливо. Я очень ясно себе представила, что, если выйду замуж за Костю, все вокруг начнут меня учить, как надо с ним обращаться, а в первую очередь Надя. «Дина, ты не понимаешь, он артист, ему этого нельзя, этого нельзя, а вот то ему просто необходимо, а ты куда смотрела?» Но в одном Надюшка права: Косте нужна «настоящая» жена, иными словами, клуша, которая будет падать в обморок, услыхав, что у него неухоженный вид. А я разве способна стать такой? Просто не знаю, не пробовала. А может, это и есть мое призвание, которого я не осознавала раньше? Я прислушалась к себе. Не заноет ли сердце в стремлении стать клушей? Не заныло. Значит, не это мое призвание… Или Костя не тот человек, ради которого я готова квохтать и хлопать крыльями? А Рыжий? Рыжий и вовсе к квохтанию не располагает. Ах, боже мой, я опять заблудилась в двух соснах… От всех этих не слишком глубоких мыслей проснулся аппетит. Я сварила себе кофе, сделала два бутерброда с семгой и в предвкушении вкусного завтрака включила телевизор. Но тут зазвонил телефон. И кто это в такую рань? Мура!

— Динка, ну куда ты пропала опять? Закрутилась с кавалерами? Я тут вчера тебя по телевизору видела!

— Меня? — ахнула я.

— Представь себе! Мне не спалось, я включила…

Есть такая ночная программа: «Тусуйтесь с нами!»

Я никогда обычно ее не смотрю, а вчера черт меня дернул, и там была ты, и Костя твой, и Юра…

— Да, у вас тут не скроешься! И не соскучишься!

— Вы с Костей изумительная пара! Как выражается Майка, просто супер!

— А драку тоже показали?

— Драку? Нет, а кто дрался?

Я в двух словах ввела ее в курс дела.

— Какая прелесть! Я всегда мечтала, чтобы мужики из-за меня дрались…

— Насколько я помню, твои мечты нередко сбывались?

— О да! Я просто неверно выразилась. Я не мечтала, я обожала, когда они из-за меня дрались, а теперь у меня…

— Вася! — докончила я начатую ею фразу, и мы обе рассмеялись.

— Динка, ну до чего ж ты все-таки родная душа, — умиленно проговорила Мура. — А я вообще-то чего тебе звоню. Завтра утром прилетают мои, и завтра же у Васи день рождения. Мы всегда отмечаем, будут гости, ты приедешь?

— Обязательно! Ой, только надо успеть прочитать Васину книгу, у меня минутки не было…

— Да ладно, он же тебя экзаменовать не станет!

Успеется! Ты мне другое скажи. У тебя какие планы на сегодня?

— Пока никаких, а что?

— Не могла бы ты мне помочь?

— В чем?

— Да понимаешь, надо кое-что купить для дня рождения, а у меня тут дел невпроворот.

— Куплю, в чем проблема! Ты дай мне список, возьму такси и все привезу!

— Динка, я знаю, ты настоящий друг! Ты не думай, я тебе денежки отдам!

— Слушай, с этим мы разберемся! Только я хочу сначала съездить на кладбище… Я так замоталась тут, так загулялась, что…

— Мы же хотели вместе, — огорчилась Мура.

— Мы потом вместе еще съездим, а пока я одна…

— Хорошо, хорошо, как хочешь.

— Тогда так сделаем: я сейчас поем и прямо поеду на кладбище, потом займусь покупками. И если нужна будет помощь поваренка, я тоже готова…

— Хочешь сбежать от кавалеров? — усмехнулась Мура.

— Ну не то чтобы… Но есть и этот момент.

— Буду только рада побыть с тобой вдвоем, есть один разговор, достаточно деликатный… Ну давай, бери ручку и записывай, что надо купить.

Список получился весьма внушительный.

— Мне стыдно тебя обременять! — виновато проговорила Мура.

— Чего не сделаешь ради любимой тетушки!

— Динка, а ты могилу-то найдешь?

— По главной аллее до конца, потом направо и налево.

— Правильно. Там все убрано, цветочки, то-се, ты не думай, только вот надпись надо освежить, я никак не соберусь.

— Там это можно сделать, ну, найти кого-то?

— Да, сейчас это не проблема, кажется.

— А цветы там можно купить?

— Знаешь, там лучше не покупать, они там убогие и очень дорогие.

— Хорошо, что предупредила, спасибо! Ну, до встречи!

Я почувствовала облегчение оттого, что распланировала свой день без учета Кости и Рыжего.

Этот день я посвящу маме и Муре. И может, побывав на маминой могиле, обрету какое-то равновесие.

У ворот Донского кладбища сидели нищенки.

Чуть поодаль старушки торговали довольно жалкими букетиками и стояла тетка с полузавядшими гвоздиками и большим выбором уродливых искусственных цветов. Но у меня было с собой четырнадцать белых роз. Мама их очень любила.

Я сразу заметила, что крематория тут больше нет, вместо него теперь часовня. Это куда приятнее.

Я не любила ездить на кладбище именно из-за крематория. Тут всегда раньше стояла очередь из автобусов с покойниками и родственниками, всюду слонялись заплаканные и не очень люди, многие вели совсем не подобающие случаю разговоры, и никакого мира, который, по моим представлениям, должен царить на кладбище, не ощущалось. Впрочем, на российских кладбищах мир вообще не ощущается. Покойники — они уже покойники, а живые продолжают вокруг них свою суету. У кого камень побольше, у кого оградка пофасонистее… Но все же сейчас тут зелено и по-утреннему тихо. А вот и мамина могила. «Марфа Сергеевна Северцева 1939 — 1975». Боже, какой молодой умерла мама, и можно сказать, умерла от любви… А надпись и в самом деле неплохо бы подновить. На могиле росла травка, и был прикопан красивый керамический бочонок с каким-то краснолистным растением. А розы-то поставить не во что. Но тут на глаза мне попалась пустая литровая банка. Она валялась между двумя могилами и была, по-видимому, ничья. Я вымыла ее под краном, что находился неподалеку, и поставила розы у плиты. Красиво получилось. Я присела на крохотную скамейку. Молодец, Мура, это, конечно, она поставила тут скамейку. Значит, приходит посидеть у могилы старшей сестры. Мама тут не брошена. Она не хотела, чтобы на ее могиле стояла фамилия отца, и хотя по паспорту она оставалась Шадриной, но перед смертью сказала Муре, что на могиле надо написать ее девичью фамилию. Она и перед смертью его не простила.. А я теперь всем все простила, кроме паучих… Мои родственники руководствовались разными мотивами, но только не завистью. Да они и не клеветали на меня, а просто жили своей жизнью, в которой я занимала очень мало места, только и всего.