Соро Кет - Сахарная кукла

Филипп, топтался на месте, как Цезарь.

– Я слышал, ты в городе и заехал спросить, как твои дела.

– Жду не дождусь, когда о нас с тобой начнут сплетничать, – сказала Лизель, наклонившись над картами. – Садись, спроси что-нибудь еще о моих делах… Хочешь снять рубашку?

– Хватит валять дурака! – вмешался Маркус. – Твоя внучка у него вместо домработницы, поскольку Джессика уже много месяцев вновь того, – он покрутил у виска. – И он приехал, чтобы забрать свою прислугу обратно!

Филипп перестал гарцевать и понурился.

– У меня важный контракт в работе, – забубнил он, словно наскоро пересказывал из катехизиса, избегая смотреть кому-то из них в глаза. – Вы же знаете, я не могу держать у себя прислугу. Джессика любит рассказывать историю своей жизни. И сейчас я пришел домой, у меня на холодильнике список телефонов и дел. А я понятия не имею, кто все эти люди и что обозначают эти дела…

– Филипп! – кисло поморщился Маркус. – Четыре года в католической семинарии! Неужто ты даже врать не научился, как следует?

Филипп не сдержался; улыбка раздвинула его губы словно сама собой, и он метнул исподлобья темный игривый взгляд.

– Лгать в семинарии! – спросил он высокопарным пасторским тоном, умело послав голос под гулкие каменные своды холла. – Даже думать грешно…

Все рассмеялись и разом расслабились, словно пали чары злой ведьмы и Спящая красавица пробудилась, разбудив и всех остальных.

– Филипп останется ужинать? – выглянула из кухни Мария.

Маркус сложил газету и встал.

– Филипп останется ужинать, – заверил он. – Поди, собери учебники, – приказал он мне, нарочито подчеркивая слово «учебники»; словно хотел еще раз подчеркнуть, что я еще учусь в школе. – Поедете после ужина.

Маркус не лицемерил, он правда верил, будто бы я дитя. Но он постоянно забывал, что все думают, мой отец – он и его намеки выглядели нелепо: Джессике было немногим больше семнадцати, когда я появилась на свет. И забывал, что Мария в курсе все наших дел, с тех пор как его отец почил в Эльбе.

– И не забудь, пожалуйста, проверь у нее уроки! – многозначительно сказал он Филиппу.

Тот не выдержал, закатил глаза.

– Она красивая, может тренькать на клавесине и вышивать. Чему ей еще учиться? Быть хорошей женой?

Лизель расхохоталась.

– Ага! Подчиняться всем желаниям мужа.

В этой семье очень мало внимания уделяли точным наукам. Сказать по правде, те из Штрассенбергов, что не наследовали крупного состояния от умерших родственников, влачили очень незавидную жизнь. Клянчили, побирались, упирали на общее родство и происхождение, пусть даже это родство состояло из двух молекул и одного звена ДНК.

Мы не работали. И уж тем более, не учились.

Филипп был одним из редкостных особей, что не просаживали, а зарабатывали деньги. Злые бедные родственники, с которыми он не желал делиться, шептались, будто зарабатывает Ральф. А Филипп в фирме просто для украшения.

Теперь вместо Ральфа, все говорили Стэн, – это был поверенный Джека.

На самом деле, Филипп работал и зарабатывал очень хорошо, но… очень много тратил и постоянно вляпывался в какие-то финансовые аферы. Ральф ему просто не позволял.

– Он прав, – сказала Лизель. – Желания мужа очень важны для женщины. К примеру, мой муж. Ты помнишь Джека? Он хочет, чтобы я дала ему еще шанс прежде, чем разводиться. И что я делаю? Я даю ему шанс!.. Не нанимаю киллера, не травлю его, не бросаю фен в ванну! А все почему? Потому что у меня – воспитание. Я подчиняюсь желаниям своего мужа… Твой дядя уже приехал, Филипп? Мне нужно обсудить кое-что по поводу…

Маркус рассмеялся, не дав ей договорить.

– По поводу контрактов в работе, спасения души покаянием и телефонов на холодильнике? – прошипел он себе под нос и сел во главе стола. – Можно хоть немного обойтись без вранья и притворства? Спасибо!

На ужин были норвежский лосось с гриля, запеченный картофель и зеленый салат. Все за столом следили за своим телом. Пока вокруг ходили лишние уши, все ласково подтрунивали надо мной по поводу Фердинанда, но, когда ужин закончился и был подан кофе в гостиной, Мария заперла дверь и мы заговорили по делу.

– Что с Джессикой? – спросил Маркус. – Я имею в виду, как долго на этот раз?

– Месяц, – сказал Филипп. – Как минимум, месяц. И мне хотелось бы, чтоб Верена жила со мной.

– Верене всего шестнадцать. Пойдут сплетни. Семья, может и будет на все закрывать глаза, но соседям мы рта не закроем.

– Что ты предлагаешь? – спросила Лизель, жестом отказавшись от сливок и сахара. – Вывешивать простыни на балконе, чтобы все видели, что они чисты?.. О нас всегда сплетничали. Пускай говорят.

– Она – моя дочь, – процедил Маркус и посмотрел на мать.

Филипп забылся и положил себе еще один кусок сахару, совершенно лишний. Маркус это заметил и сразу насторожился. Лизель глубоко вздохнула.

– Ты, вроде бы собирался поехать в Вену, так поезжай сейчас. Тогда часть приличий будет соблюдена.

– На месяц ?! Вы все больные!

Она наклонила голову и посмотрела на Маркуса тяжелым взглядом.

– Будь я настолько ханжой, тебя бы на свете не было!

– Я не ханжа!

– Ханжа. И худшее, что твое ханжество не замечаешь лишь ты. На дворе двадцать первый век! А что до сплетен, ты их не услышишь. Те нувориши, среди которых живет наш маленький граф, не входят в круг твоего общения. Они там со скуки дохнут, не успев распустить язык.

– Тебе легко говорить: ты через две недели опять уедешь.

– Может, тогда поднимешь свой зад и сделаешь что-нибудь полезное? Денег заработаешь для семьи?!.. А я останусь и займусь внучкой?

Маркус умолк.

После кофе я взяла привезенную с виллы сумку, которую даже не разбирала и снова спустилась вниз. Филипп и Лизель уже стояли на улице, рассматривая феррари.

– …в общем, скажи ему, как бы невзначай. Что мы случайно встретились в ресторане, я была с Вереной, ты с Мартином и поскольку мы живем в разных концах города, ты забрал девочку, а я – дядю.

– Может, если я просто ничего ему не скажу, он даже не узнает? – предположил Филипп мрачно. – Я ненавижу врать!

– Хорошо, – невозмутимо сказала Лизель. – Тогда я завтра повезу Верену на шоппинг, а Мартин погуляет с тобой. Поговорите… О том, о сем… Часов пять или шесть. Ты еще молодой, Филипп. Пять-шесть часов для тебя ничего не значат. Возможно, он пригласит тебя пообедать и все мы встретимся там. Не знаю, как ты, а я люблю этот анекдот про епископа и монашек. Мне это молодые годы напоминает… А-те-ебе ?

– Мы вместе пообедали, ты забрала дядю, а я – Верену, – отчеканил Филипп. – Мы ели стейк с молодым картофелем. Ты была в голубом.

– Что за чудесный мальчик! – восхитилась она.

В машине мы долго молчали, пытаясь стереть картинку. Но картинка была очень прочная.