Софи Гонзалес - Всего лишь полностью раздавлен [litres]

Я проследил за ней взглядом, все еще держа свою одежду в руке.

Отец направился прямиком к «Хонде», говоря мне поторапливаться.

Мама захлопнула заднюю дверцу и повернулась, внезапно заключив меня в крепкие объятия.

– Все будет хорошо, – прошептала она. – Думай позитивно ради меня. Надо смешать твою энергию с моей. Вместе мы сильнее.

– Ладно, – ответил я.

Но я соврал. Мой мозг быстро подготовил подборку любимых ужасов, чтобы предоставить мне их в критические моменты. Тетя Линда умерла. Или находилась в больничной палате и звала дядю Роя, но никого рядом не было. Или уже лежала в могиле, а жуки рыли норы под ее ногтями, чтобы отложить яйца.

Поездка до дома Линды и Роя прошла как в тумане. Я вел машину на автопилоте, пока разум парил где-то под потолком, скандируя: «Гибель, гибель, гибель!» – словно в трансе. Наверное, так и есть.

Я был в трансе.

Родители остались в машине, а я, образно говоря, «поменялся дубинками» с дядей Роем. Он – в больницу. Я – с детьми. Командная игра.

Оказалось ужасно странно спать в кровати тети Линды и дяди Роя, поэтому я покопался в их шкафу, пока не нашел одеяло. Я закутался в него, устроившись на диване, изо всех сил взбивая жесткие подушки. А затем уставился в потолок. Как будто я мог заснуть, черт возьми. Забавно, как человек может провести недели, месяцы или иногда даже годы, готовясь к кошмару, который скорее «когда», чем «если». А потом, когда ты только убедил себя, что принял конец света и смиришься с последствиями, он действительно настает, причем внезапно, и ты вовсе не смиряешься. Ты падаешь, садишься там, где стоял, ошеломленный потерей, к которой ты никогда не был готов.

Как я мог подумать, что справлюсь с потерей тети Линды? От реальности всего этого я почувствовал беспомощность. Моя жизнь растянулась передо мной, состоящая из сотен тысяч часов, а те состояли из миллионов минут, ну а те в свою очередь – из миллиардов секунд. И каждая секунда навалилась на меня камнем.

Непонятно, как я проберусь через проклятые долгие миллиарды секунд, когда тети Линды больше не будет в живых.

Тик.

Тик.

Тик.

Проснувшись, я увидел три пропущенных звонка и сообщение. Мой желудок скрутило, и, приготовившись, я разблокировал телефон.

Вторник, 7:16

Линда в порядке. Привези детей, когда сможешь.

В порядке.

В порядке. Значит, хорошо.

Я двигался, как в пузыре, поднимая детей, одевая их, давая им завтрак. Как оказалось, они понятия не имели, что мама в больнице, а я не знал, как им это преподнести. В конце концов я все преуменьшил, выдав кризис за небольшую вспышку, и говорил я веселым голосом. Последнее было чертовски тяжело, учитывая, что я спал, по моим оценкам, часа четыре. К счастью, ребята вроде бы ничего не заподозрили. Они были слишком заняты болтовней о том, что хотят на ужин в честь Дня благодарения.

Выяснилось, что мама пообещала приготовить им картофельный гратен с кусочками бекона и они смогут выпить по стакану колы, если будут хорошо себя вести.

Ой. Я даже не подумал про ужин. Кому-то придется сообщить детям, что его праздничного меню сегодня не предвидится. Но этим «кто-то» буду не я. Хватит! Не собираюсь выступать в роли гонца плохих новостей. Нет уж, я не сделаю сегодняшний день еще более отстойным. Поэтому, когда Криста захотела надеть костюм Эльзы, к которому прилагались крошечные туфельки, я ей разрешил.

И когда Дилан захотел банановый смузи в качестве «особенного» завтрака, он получил свой смузи. Кому какое дело, верно? Жизнь коротка.

А потом мы поехали в больницу.

Тетя лежала в палате, поддерживаемая жесткими белыми подушками и койкой, приподнятой с одного конца. На Линде не было шарфа. Хотя она давно начала проходить химиотерапию, совсем лысой она не стала. На голове осталось несколько огоньков коротких кудрей, которые раньше доходили до плеч.

Ее лицо оказалось напрочь лишено косметики. Она всегда, каждый день, делала себе макияж. Даже если надо было просто причесать брови и использовать подводку для глаз. Без всего этого она выглядела Больной с большой буквы Б.

Мои родители сидели бок о бок на уродливом диванчике в цветочек, а дядя Рой устроился на стуле возле койки тети Линды. Когда он заметил, что мы вошли, то устало улыбнулся детям и протянул руку.

Криста и Дилан подбежали прямо к койке.

– Я думала, ты на химии, – сказала Криста таким тихим голосом, что я оцепенел.

Улыбка тети Линды была еще изможденнее, чем у дяди Роя.

– Тебя тоже с Днем благодарения, Эльза. Мне стало немного плохо, пока вы спали, поэтому мы приехали сюда, чтобы мне стало лучше. Ни о чем не волнуйся.

– Тебе было больно? – спросила Криста.

Тетя и дядя по-быстрому переглянулись, и Линда пожала плечами.

– Ничего такого, с чем я бы не справилась. Но, извините меня, маленькая мисс Жевун. Где ваша куртка? На улице – мороз.

Я поднял детскую сумку.

– Я взял. И кроссовки тоже.

– Я не хочу кроссовки!

– Эльза надевает их сразу же после того, как заканчивает расхаживать в туфлях, – заметила тетя Линда.

– Нет!

– Поверь мне, так и есть. Эльзе пришлось бы каждый час пить обезболивающее, чтобы носить туфли целыми днями. Чего стоят одни мозоли… И даже не спрашивай меня про практическую сторону хождения по льду на каблуках. Тетя Кэтрин однажды так попробовала. Спроси ее, чем это закончилось, – и Линда подмигнула моей маме, которая разразилась смехом.

– Расскажу тебе, когда ты станешь старше, – сказала мама, обращаясь к Кристе. – Причем намного старше.

Остаток утра прошел относительно тихо. Ребята уселись на пол у стены: я вручил им айпады, и они без всяких жалоб принялись смотреть фильмы и играть.

Я представить не мог, чтобы настолько хорошо себя вел, когда был маленьким, но эти двое не были обычными детьми. Дилан наверняка не помнил то время, когда тетя Линда не болела, а Криста если и помнила, то смутно. Больница стала почти дополнением их дома.

Взрослые то пытались общаться с Линдой, то глазели в телефоны, пока она дремала. Это был не глубокий сон, а, скорее, неспособность держать глаза открытыми дольше десяти минут. Часть меня задумывалась, не предпочла ли бы она, чтобы мы оставили ее одну и она наконец-то смогла бы нормально отдохнуть. Но это же День благодарения. Нельзя бросать сегодня свою семью, даже если ее члены и мечтают о том, чтобы их бросили.

Примерно в одиннадцать дети начали поднывать – скажу в их защиту, они впечатляюще долго хорошо себя вели. После нескольких не особо скрытых умоляющих взглядов от родителей я повел ребят на улицу, чтобы они побегали в больничном саду.

Я расположился на декоративной деревянной скамейке под шокирующе красным сахарным кленом: следил за Кристой и Диланом и одновременно тыкал пальцем в экран телефона.